Анатолий Белов
Четыре Китая
XXIV-MMVIII - 31.01.2009

С одной стороны, я физически ощущал, что уехал практически на край света. Все-таки пять часовых поясов от дома это не шутка: смена времени, другая еда, другие лица, другой язык. В отдельные моменты делалось даже как-то жутко. Но, с другой стороны, психологически я этого отрыва от родины почти не чувствовал. Причина такой причудливой двойственности ощущений, как мне кажется, коренится в том, что эстетически среда, в которой я обитал во время поездки – а это были преимущественно Шанхай и Пекин – мало чем отличается от московской: куча типового жилья, будто срисованного с нашего, только этажей на сорок повыше; постмодернистские сооружения, которые похожи на лужковскую архитектуру как две капли воды; небоскребы, ну прямо как в Сити; в Шанхае даже есть административное здание в сталинском стиле, построенное нашим архитектором Сергеем Андреевым в 1955 году – со шпилем и огромным прямоугольным двором в колоннадах. В общем, ходишь по улицам и не веришь собственным глазам – и это Китай? А где же вся экзотика? В целом, правда, среда Шанхая и Пекина не настолько однородная, пускай подавляющее большинство районов и обладают ярко выраженным московским привкусом. Есть еще окраины, в которых живет беднота, иными словами, трущобы: это полуразвалившиеся одноэтажные сараи, стоящие в раскоряку, некоторые из которых уже и вовсе превратились в руины – у них выбиты стекла, провалились крыши; это местные жители, расхаживающие по улицам прямо в домашних тапочках и без капли стеснения харкающие под ноги прохожим; наконец, это дикое количество мелких забегаловок с обветшалыми вывесками и странно пахнущими товарами. И знаете, невзирая на всю тамошнюю грязь, такой Китай мне по душе – в нем есть что-то подлинное, что-то мощное и глубинное. Гуляешь по такому району и сразу вспоминаешь, что Шанхай был когда-то обычным рыбацким поселением, а Пекин – императорским городом с четким делением на знать и простолюдинов.

А есть самые что ни на есть презентабельные районы, претендующие на европейский уровень: в Шанхае это Pudong New Area, а в Пекине – Олимпийская зона. Это широченные улицы, вылизанные, без единой мусоринки, по которым гуляет ледяной ветер и которые абсолютно безлюдны, и дома из стекла и стали, расположенные на огромном расстоянии друг от друга. Иногда на глаза попадаются произведения современных звезд – фон Геркана, Нормана Фостера, Поля Андре, Херцога и де Мерона. Но я лично примечал их не потому, что они выглядели как-то по-особенному и выделялись из своего окружения, а просто потому, что я еще до поездки в Китай насмотрелся на них в разных книгах, то есть я уже точно знал, кто что построил. Уверяю, если б я загодя не штудировал книги по современной архитектуре, я бы ни за что не отличил того же Фостера от какого-нибудь менее известного современного зодчего. Во всей этой стерильности новых районов есть что-то големообразное. От них у меня примерно так же сосало под ложечкой, как от Берлина, куда я ездил двумя годами раньше. Такая архитектура и такая организация пространства хороши для некрополя. Аксель Шультес, к примеру, возвел на периферии Берлина прекрасное здание крематория. Этот крематорий, конечно, бетонный, мрачный, напоминает бункер, стоит посреди унылого пустыря, в редких местах засаженного хиленькими деревцами, но для сооружений подобного рода такая атмосфера очень характерна, естественна. Или взять кладбище в Модене Альдо Росси: все опять-таки тоскливее некуда, однако это в порядке вещей. Здесь же – в Шанхае и Пекине – деловые центры, повсюду вроде бы должны сновать клерки с портфелями, ахающие туристы с благостными улыбками и так далее. Короче говоря, я ожидал, что новые районы Пекина и Шанхая по настроению будут напоминать повесть «Невский проспект» Гоголя – и показатели плотности населения упомянутых городов лишь укореняли меня в этом мнении. Однако ни в олимпийском районе Пекина, ни в шанхайском Пудонге признаков кипучей жизни не наблюдается – даже совсем наоборот, там повсюду витает какой-то тлетворный, кладбищенский дух.

И наконец, есть еще аутентичный, древний Китай, которого очень мало – в свое время его сильно пообтрепали дуновения революционного ветра, очень многие дворцы и храмы были разрушены в промежутке между свержением императора и становлением капитализма. Шанхайские древности можно буквально по пальцам пересчитать, в Пекине их чуть больше, но основная их масса концентрируется на периферии этих мегаполисов и в провинции. Провинциальный город мне довелось посетить только один – Сучжоу, расположенный в ста километрах к западу от Шанхая. Это даже не город, а скорее поселение. Там все такое маленькое, кукольное: дома не выше трех этажей, жители не выше метра шестидесяти – исключение составляют разве что пагоды, которые на фоне все этой мелочевки смотрятся как небоскребы. Вообще пагоды там безумно красивые. Есть разноцветные, будто обсыпанные конфетти, есть однотонные – красные или из серого камня, и все идеальных пропорций, геометрически строжайше увязанные с планировкой храмового комплекса, к которому они относятся. Сучжоу, без преувеличения, мое самое сильное впечатление от поездки.

Китай, как мне видится – хоть я видел только малую его часть, – четко делится на четыре разных мира, которые географически едва ли пересекаются друг с другом, но при этом противостоят друг другу на чисто идеологическом уровне: первый мир – это древний Китай, потом идет Китай трущобный, затем – типовой, и, наконец, современный, глобалистический. Типовой мир как бы нейтрален в силу того, что его появление и дальнейшее разрастание просто неизбежно – опять-таки в силу демографической ситуации… Зато Китай глобалистический образует нешуточную оппозицию древнему и трущобному Китаю. Правда, если у древней и трущобной китайской архитектуры по понятным причинам нет идеологии и, соответственно, нет лидера, то у глобалистической оппозиции с этим все в порядке. И как следствие, последняя более популярна и бьет архаику по всем фронтам. Трущобы к 2010 году уже, как говорят, окончательно все снесут, а древний Китай держится исключительно за счет туристов – и то не весь, до провинции мало кто добирается.

вверх