|
|
|
Григорий Ревзин
Абсолютная архитектура
IX-MMIII -
07.01.2004
Общая панорама комплекса
Рим, наверное, единственная европейская столица, в которой в XIX веке не построили
ни художественного музея, ни оперного театра. К Миллениуму
провели конкурс и на то, и на другое, музей достался Захе Хадид,
а Опера – Ренцо Пьяно. Когда рассматриваешь картинки «Аудиториума», то комплекс кажется
прекрасным ответом на поставленный вопрос.
Большой зал
Три зала снимают вопрос о необходимости филиалов, что происходит
и в Большом, и в Мариинском, и в Ковент-Гардене, и в Ла Скала.
Современная опера – действо авангардное, и хотя некоторым
замшельцам и кажется, что острота эффекта рождается как раз
из сочетания авангарда декораций с помпой эклектической
деталировки, опыт показывает, что оперные люди не склонны
строить себе новые театры в старых формах. Раз так, то очевидно,
что это должен быть авангардный комплекс, но с римским подтекстом. Амфитеатр, на котором располагаются три крупных объема,
выглядит в этом случае точным градостроительным решением,
своего рода отсылкой к римской традиции. Но в античных амфитеатрах слишком ощутима
сладость гармонии совершенной фигуры, поэтому ее необходимо
сломать. Отсюда амфитеатр приобретает граненые очертания,
придающие ему приятное сходство с шестеренкой, и отрывается
от сцены этажом застекленного фойе, что создает необходимое
ощущение «трудности», «разрыва» пространства. Три металлические
зала расставлены так, как были бы поставлены на круглой
площади античные периптеры, и на уровне объемов создают
ощущение «симметрии масс» без
буквальной тождественности –
весьма классическая схема. Но,
разумеется, по формам они ничего общего не имеют с античными
храмами, их криволинейный
абрис волнует вкусом дигитального стиля, а грубая фактура кровельного окисленного алюминия,
покрывающего их со всех сторон,
создает современное ощущение
техногенности. Вместе с тем,
в самой грубости тоже ощутимо
нечто римское, некий намек
на выщербленные фактуры античных развалин, с коих веками
сдирали мраморный декор.
В общем, по картинкам комплекс
производит спокойное, благоприятное впечатление. Но когда ты
походишь к нему в реальности,
все меняется.
Книжный магазин комплекса
Испытываешь не просто разочарование, а даже обиду. Это не просто
некрасивая архитектура. Это
архитектура, которая совершенно
равнодушна к тому, что она выглядит некрасивой.
Средний зал
Три одинаковых больших и
неуклюжих алюминиевых ангара
вокруг граненой площадки амфи-
театра. Да, их форма неожиданна
настолько, что могла бы увлечь,
как увлекает компьютерная
органика дигитального стиля, но
для увлечения она слишком
аморфна. Она не искривляет
пространство, не создает нового
пространственного опыта, она
присутствует в нормальной
трехмерной повседневности как
полностью постороннее ей явление. Она не заставляет ощущать
собственное тело как некий
органический пластилин, который
мнется и вытягивается, продвигаясь сквозь пещеры дигитальных
образований. Ты просто стоишь
рядом с посторонним предметом.
При этом все размышления о
некой римской теме оказываются
совершеннейшей спекуляцией.
Хотя это в 15 минутах езды от центра Рима, виа Фламиния в этой
части производит уже совершенно
новостроечное впечатление.
Большое незастроенное поле, на
нем стоит Палацетто делла Спорт
Пьера Луиджи Нерви, здание, которое когда-то казалось прорывом
в новый футуризм, а сегодня
оказалось маленькой благовоспитанной черепашкой. Несколько
развязок среди газонов парка,
въезд на большой асфальтированный прямоугольник перед
магазином (выглядит как продмаг,
на деле – книжный). За ним
налево – площадка амфитеатра с
тремя алюминиевыми ангарами.
Римом тут и не пахнет, несмотря
на раскопки античной виллы,
которые включены в композицию.
Пахнет промзоной в новостройках,
и запах исходит прежде всего от
музыкальных залов. Ренцо Пьяно
тут прямо какой-то уникум – это
удивительно, построить в Риме
такое ни в чем не вдохновленное
Римом здание.
Большой зал от центральной площади
Эта архитектура может испугать –
три ангара похожи на очень
крупных жуков, мокриц, и потенциально это сравнительно страшное зрелище. Но она не пугает, ей
как будто не до того. Пугать – это
действие, направленное на тебя,
ради тебя как-то стараются,
крылья раздвигают, усами шевелят. А эти насекомые инертны, в
лучшем случае они собрались
попить из блюдца амфитеатра, и
то не вполне отдают себе в этом отчет, скорее интуитивно ползут
на мокрость. Для того чтобы
испугать, они слишком пассивны.
В некоторой растерянности
бродишь среди всего этого и дума-
ешь, что вот в трех мокрицах
заблудился.
Средний и малый зал от центральной
площади
Пытаешься найти следы обычного
Ренцо Пьяно, и даже находишь –
вот стоящие отдельно четыре
блистающие на солнце трубы, как
в Помпиду, вот висящие на стальных канатах лестницы, вот корабельная столярка (хитин этих
насекомых выглядит как перевернутое днище гигантского корабля)
– словом, весь набор привычных и
опознаваемых приемов великого
Ренцо Пьяно налицо. Но как-то это
спрятано, как-то это не бросается
в глаза, как-то ясно, что не в этом
дело.
Вид на амфитеатр центральной
площади
В какой-то момент вдруг приходит
безумная мысль, что Ренцо Пьяно
проникся православными ценностями, и главное в этих зданиях,
как в православных храмах не
снаружи, а внутри. Но это бесполезные надежды. Внутри здание
отличается прямо-таки безыскусным аскетизмом. Фойе кирпичное,
напоминающее суровый стиль
шестидесятников, но без тени
драматизма. Зал покрыт трансформирующимися панелями из
дерева вишни. Все строго функционально, каждая поверхность
такая, какой ей уместно быть с технологической точки зрения.
И нигде ни тени архитектурного приема.
далее>>
вверх
|
 |
|
