|
|
Григорий Ревзин
Метафизика китайских церемоний
XXIV-MMVIII - 31.01.2009
Общий вид здания со стороны главного входа. Компьютерная анимация
Программа Китайской оперы
Поля Андре близка той, на которой основан римский «Аудиториум»
Ренцо Пьяно (см. ПК IX). Вероятно,
сказалась близость времени проведения конкурса на ту и другую
оперы (1994 – Рим, 1998 – Пекин).
Китайцы, охотно использующие
готовые решения, точно так же,
как и римляне, решили строить
вместо одной оперы три, три театра,
соединенные общим фойе. В одном
пространстве оказались оперный, концертный и театральный
залы. Сравнение залов выглядит
следующим образом: большой:
в Риме – 2800 мест, в Пекине – 2416,
средний: соответственно – 1200
и 2017, малый – 700 и 1040.
Решение Поля Андре близко к тому,
которое предложил Доминик Перро
для Мариинского театра в Петербурге. Речь идет о приспособлении
типологии «Дом-город» (см. ПК XX)
к театру. Напомню, что это один
из главных типологических ходов
90-х гг., который последовательно
завоевывает все возможные жанры, от традиционных вокзалов
и пассажей к гостиницам и офисам,
административным зданиям
и музеям, а теперь вот приходит
к театрам. Суть приема заключается во включении в здание
городского пространства, которое
его окружает – площадей, улиц,
скверов и садов. Это пространство
без определенной функции, каким
и является городское пространство
вокруг здания – оно способно
вместить в себя произвольные
функции, там можно устраивать
государственные церемонии, а
можно торговать мороженым. Само
появление этой оболочки не диктовалось программой, и именно с ней,
надо полагать, связано резкое (в
разы) удорожание строительства.
Перро предложил накрыть Мариинский театр золотым штрихованным
покрывалом, увлек русских этой
идеей, но построить они это не
смогли и вряд ли смогут. Андре
предложил китайцам проверенный
(после Бильбао) вариант с титановой оболочкой, и опера стоит.
Разрез по оси север–юг
Таким образом, и программа, и типологический ход относятся к
набору
сегодняшних приемов из арсенала глобалистской архитектуры,
это некий стандарт современного
здания-аттракциона, претендующего на мировое значение,
и никакой специальной привязки
к Пекину здесь нет. Здание с аналогичной программой могло бы
спокойно появиться и в Риме,
и в Петербурге. Однако образное
решение, предложенное Полем
Андре, вероятно, могло возникнуть
только в столице Китая.
Ренцо Пьяно для Рима придумал
систему из трех отдельных зданий,
которые стремятся подползти
к блюдцу амфитеатра как животные к озеру на водопой – они ползут
под разными углами, с разных
сторон, создавая ощущение естественно возникшей композиции.
Это, разумеется, не историческая среда, но среда, созданная
по морфологическим принципам
исторической – так разные лавки
с разных сторон выползают на
площадь европейского городка.
Перро придумал очень простое
прямоугольное здание, встроенное в систему питерских кварталов
с доходными домами, однако над
его объемом парит золотая аура,
материализуя таинственные мечтания русских в сумрачном болоте
невской дельты. Это, разумеется, не
обычное петербургское здание, но
здание, выстроенное в соответствии
с местным болезненным менталитетом, склонным искать сказочное
сияние в любом большом сундуке.
Когда смотришь на проект Поля
Андре, кажется, что это вообще
еще не здание, а только базовая
программа распределения функций
по объемам. Есть три зала такой-то
вместимости каждый, для простоты
ставлю их в ряд. Я собираюсь перекрыть все эти три зала одной общей
оболочкой. Все очень наглядно, но
никак не приходит в голову, что это
уже проект – это кажется схематическим изображением задания,
отчасти напоминает элементарную
диаграмму распределения вклада
по трем инвестиционным пакетам.
Казалось бы, проект должен был
с этого начинаться – но нет, он уже
здесь закончился. Все, это вот так
и будет выглядеть.
Вид здания со стороны южного входа
Это ситуация, когда прямая материализация абстракции – без
всяких поправок на естественное и непредсказуемое течение
жизни – показалась уместной.
Полагаю, это возможно только
в Китае. Не знаю, таков ли Пекин на
самом деле. Но есть европейское представление о Пекине. О Пекине
с его сакрализацией элементарной
геометрии, которую каждый изучал
по Запретному городу, Пекине
с его конфуцианством, склонным
превращать смысл жизни человека
в искреннее служение его маленькой функции, с его имперской
традицией, склонной любой акт
управления начинать с превращения управляемых в армию (армия
крестьян, армия поэтов, армия
оперных певцов). И в этом Пекине
оперный театр в виде наглядной
схемы Оперного театра, оперный
театр как казарма для трех родов
служащих музыкального департамента кажется нам, европейцам,
уместной.
Вид здания с юго-восточной стороны
Если представить себе некое
нормальное течение проекта, то
та базовая схема распределения
по функциям, которую Поль Андре
представил вместо проекта здания,
должна была бы конкретизироваться при привязке к месту. Здесь
проект претерпевал обратное развитие – в сторону усиления абстракции.
Мало того что опера встала в прямоугольный квартал, центральный зал
занял его геометрический центр,
а два боковых встали около него
как часовые у мавзолея. Поль Андре
еще и залил этот квартал водой,
создав абстрактную зеркальную
поверхность, на которой это здание
расположено. Я думаю, что в данном
случае смысл этого зеркала скорее
в этом, чем в достраивании оперы до
совершенной формы яйца, подобно
тому, как это делал Калатрава
в Валенсии (см. ПК XI).
План здания с функциональным зонированием
Вопрос в том, куда же можно всю
эту абстракцию вывести? Зачем
она? И вот здесь, на мой взгляд,
проявляется главный вызов
здания Поля Андре, его новизна,
отличающая его от всех других
произведений современной глобалистской архитектуры.
Конкретика жизни может побеждаться абстракцией схемы в том,
и только в том случае, если ты по
какой-то причине полагаешь, что
схема важнее жизни. Иначе говоря,
что есть некий смысл Бытия, идея,
которая бесконечно важнее,
чем случайности ее воплощения.
Попросту говоря, для создания
абстрактной, схематической
архитектуры требуется некий метафизический принцип. Это может
быть платоновская «идея», ньютонианская гипотеза о закономерности
мироздания, имперская идея абсолютной власти или марксистская идея познанности
законов исторического развития – неважно какая,
важно, что требуется некая идея,
стоящая над конкретностью жизни.
Специфика современного европейского менталитета – в его
антиметафизичности. Это проявляется в массе вещей, в современной
философии начиная с Ницше,
в современном искусства начиная
с авангарда 1910-х гг. и т.д. и т.п.
(подробнее см.: Г. Ревзин. Искусство пустого неба // Очерки по
философии архитектурной формы.
М., 2002). И эта антиметафизичность, безусловно – главный нерв
современной архитектуры, которая
готова следовать любому физическому (форма следует функции,
конструкции, контексту), но никакому метафизическому (форма
следует сверхидее) принципу.
И отсюда такое внимание современной архитектуры к случайностям,
немотивированной форме, следам
исторических напластований или
спонтанным проявлениям жизненной активности.
Ночной вид здания от главного входа
Но с этим антиметафизическим
пафосом невозможно создать
архитектуры, выстроенной как
абстрактная схема. Схема чего? Что
является идеей жизни, более совершенной, чем сама жизнь?
Именно в этой точке появляется
символ «Инь-Ян» в качестве главного символа всего здания: вид
здания сверху – это соответствующий иероглиф. Тут важно само
их соединение. Это соединение
в китайской иероглифике означает гармонию. Гармония весьма
подходит как высшая идея для
оперы, здания для музыкального
искусства. Однако, помимо этого,
она очень подходит для Китая. Это
китайская гармония управления,
правильных кварталов города,
простого следования функции –
гармония простого миропорядка,
утвержденного в простых схемах.
Я полагаю, здание Поля Андре
должно страшно нравиться китайцам – оно соответствует базовым
схемам их миропонимания. Или, по
крайней мере, соответствует тому,
как европейцы видят китайское
миропонимание. Но значение этого
дома не только китайское. В момент
экспансии европейских архитекторов в Китай встал вопрос о том, дает
ли это что-либо европейской архитектуре кроме заработков. Так вот,
оказалось, да, дает. Оказавшись
в Китае, эта архитектура получила
совершенно неожиданное для себя
измерение. Она опять подцепила
метафизические принципы.
Замкнутая форма «здания-яйца», покрытого титановой скорлупой и
отгороженного зеркальной гладью воды, стремится к максимальной абстракции
Вид здания с северо-восточной стороны. Отсылка к иероглифу
Инь-Ян яснее читается сверху
Вид здания с востока
Восточный фасад здания
Компьютерная перспектива трех внутренних объемов
Сияющая титановая оболочка здания, отражающаяся в водной
поверхности
Отражение достраивает форму здания до совершенной
вверх
|
|
|