Григорий Ревзин
Бессонница, комар и тиканье часов 
XIV-MMV - 31.08.2005

В описании Son-O-House, которое дается на сайте NOX, процесс возникновения формы описывается более сложно. Сами по себе «ленты», из которых собирается здание, не столь произвольны, они являются своего рода диаграммами движений. «Мы фиксируем на листе бумаги, условно считая сам лист телом, а каждое из движений – разрезом. При этом крупные ленты соответствует движению конечностей, а мелкие – движению рук и ног. Полученные таким образом ленты бумаги мы соединяем вместе в тех местах, где они наиболее схожи между собой по линиям кривизны. Эта структура может быть понята как развертка пространственной конструкции». На первый взгляд, это совершеннейший бред, и, я полагаю, Спойбрук вполне сознательно стремится к этому эффекту «бредовости». Но как ни странно, за этими абсурдными действиями по разрезанию листа бумаги скрывается смысл. В своей статье «Стратегия формы», своего рода манифесте, который Спойбрук с различными вариациями постоянно воспроизводит в своих лекциях, он достаточно поэтично определяет ту специфику формы, которая его волнует. Рассуждение строится следующим образом. Вот вы лежите и пытаетесь заснуть. Над вами летает комар, где-то тикают часы. Комар жужжит, время от времени вы по нему хлопаете. Потом он опять жужжит. Когда это происходит достаточно долго, то вы осознаете, что все эти движения вошли в резонанс. То есть – существует некое единство, в котором он жужжит, вы – дышите, часы – тикают, вы по нему – хлопаете. Не то что все это происходит через равные промежутки времени, вовсе нет, наоборот, они случайны. Но при этом они соединены какой-то одной связью, так, что ваш хлопок соизмерен с его жужжанием и вашим дыханием. Три, четыре, пять, десять диаграмм пересекаются в одной точке всплеска, у них некая изоморфная линия кривизны, потом они опять растекаются. Вот форма этой соизмеренности Спойбрука и интересует.

Интерьер Son-o-House не может использоваться для жизни. Это чистый аттракцион

Всякому ведомы эти ночные попытки победить жужжащего комара силой ума, но не все приходят к столь своеобразным выводам. По сути, Спойбрук ищет закономерности формы пучка движений, разнонаправленно разворачивающихся во времени непредсказуемым образом. Физика описывает такие феномены методом вероятностных моделей (вероятностные характеристики каждой из траекторий становятся все ниже по мере их разворачивания), но это чисто математическая модель. Для Спойбрука важна пластика этого движения, его форма, то, как это выглядит. Вопрос о том, зачем архитектура должна двигаться, в данном случае ставить бессмысленно. Людям свойственны коллективные абсурдные желания, и отсутствие в желаемом смысла не уменьшает силы самого стремления. Вся нелинейная архитектура так или иначе связана с темой движения. Ближе всего к Спойбруку концепция Грега Линна, выдвинувшего идею «формы-движения». Грег Линн тоже пытается преодолеть статику архитектуры и найти способ создать движущуюся форму. Отличия возникают в том, как это делается. Понятно, что проблема статики архитектуры вызвана тем простым обстоятельством, что он находится в статической среде. Проблема поисков формы движения в подвижных объектах – воланчиках для бадминтона, воздушных шариках или даже автомобилях, если и возникает, то не столь остро, поскольку когда они начинают двигаться, то сразу же и получается движущаяся форма. С архитектурой все иначе, потому что хотя ее форма может быть предельно динамична, она, увы, все равно стоит. Суть идей Грега Линна сводится к тому, чтобы с самого начала проектировать архитектуру в динамической среде, и в роли такой среды у него выступает киберпространство. Действительно, в виртуальном мире мы можем задать любые характеристики пространства, например, считать, что оно состоит из воды, которой можно дышать. Тогда архитектура изначально окажется включена в некие потоки, и проектироваться она будет принципиально иным образом, как динамический объект. Однако, будучи уже спроектированной, она обратно вернется в реальный мир, в котором все находится в состоянии относительного покоя (в ньютонианском смысле). В этот момент возвращения возникнет вопрос соизмеримости киберпространства с реальным, и те динамические линии, в которых будет спроектирован архитектурный объект, не найдут себе никакого аналога в этой реальности. Ларс Спойбрук действует принципиально иначе. Он пытается найти мерность движущегося объекта в реальном физическом пространстве. Именно на этот поиск и направлены его странные манипуляции с бумажными лентами, которые как-то режутся в соответствии с динамикой человеческого тела, а потом укладываются как бог на душу положит. Я бы сказал, что они не создают архитектурную форму. Они создают ту миллиметровку, на которой эта форма прорисована. Ларс Спойбрук ищет способ найти координатную сетку, в рамках которой форма стороны априорно стала бы формой движения. Условно говоря, и движения комара, и его жужжание, и ритм вашего дыхания, и даже тикание часов можно представить себе как некие диаграммы, а потом, если принять их за оси координат, пересекающиеся в некой точке хлопка, выстроить на этих осях пространство. В таком случае можно рассчитывать, что любая конкретная ситуация ваших отношений с комаром и бессонницей так или иначе впишется в это пространство, станет изоморфной ему фигурой. При этом сами выстраивающие пространство диаграммы являются некими производными человеческого тела. Сам способ этой производности условен. Можно резать бумагу описанным Ларсом способом, можно рисовать графики сейсмографом, можно выбирать отрезки кардиограмм различных людей – все это в равной степени будет отпечатком, следом человеческой телесности. В любом случае мы получим такую миллиметровку, относительно которой можно надеяться, что само человеческое тело окажется частным случаем, одним из бесчисленных вариантов тел, которые в принципе способны произрасти в данной пространственной матрице. И, стало быть, надеяться на соразмерность этой матрицы человеку.

Я говорю «надеяться» потому, что перед нами все-таки эксперимент. Но его результат чрезвычайно убедителен.

<<вернуться

вверх