|
|
Художественный дневник
01.03.2004-01.06.2004
Григорий Ревзин
В ожидании чуда
XI-MMIV - 30.07.2004
Отчетный период характеризовался каким-то неуместным
всплеском надежд. Надежда,
как болезнь, поразила самых
здравомыслящих членов
архитектурного сообщества
и произвела эффект прямо-таки
комический. Совершенно не
ясно с каких дел все решили,
что Юрий Лужков разрешит
Эрику ван Эгераату построить
комплекс «Русский авангард».
Напомним, что господин
ван Эгераат спроектировал
напротив здания Центрального
дома художника на Крымской
набережной комплекс из пяти
башен, каждая из которых
посвящена русскому авангардному художнику – Малевичу,
Кандинскому, Родченко, Поповой и Экстер. Казалось бы, все
было понятно сразу. Проект
«звездный», ни на что не похожий, должный и способный
удивлять и поражать воображение – раз. Иностранный
архитектор – два. Авангардные
здания – три. В самом центре
города – четыре. Ясно, что
у всего у этого может быть
только один путь – в мусорную
корзину.
Но вдруг, совершенно
непонятно с каких дел, все
члены разнообразных советов
и экспертиз очаровались проектом и дали ему зеленую улицу.
Дошло даже до того, что проект
рассматривал Общественный
совет при мэре Москвы, и все
наши президенты союзов, академий, председатели комитетов
и директора институтов, руководители творческих мастерских и маститые зодчие пенсионного возраста показали себя
с самой неожиданной прогрессивной стороны. Буквально все
подчеркивали выдающееся
качество проекта и приветствовали новый этап в русской,
а также и в мировой архитектуре, который наступит
буквально через пятнадцать
минут после их выступления –
после того как скажет свое
заключительное слово Юрий
Михайлович Лужков.
Для любого человека,
мало-мальски знакомого с устройством наших советов, это
было поразительное явление.
Ведь это только кажется, будто
зодчие, академики и профессора высказывают на них свое
мнение. Внешне это действительно так, но в силу некоторых
исторических изъянов основным
достоинством наших прославленных членов подобных
советов, благодаря которому
они, собственно, и стали
членами, является умение
подольститься к начальству.
Стратегия тут заключается
в том, чтобы, заранее узнав
мнение начальства, в данном
случае Юрия Лужкова, по вопросу о каком-либо проекте,
потом применительно к своей
специализации тонко это мнение развить. Скажем, известно,
что Юрий Михайлович считает
данный проект дерьмом, а члены совета, выступая, доказывают, что данное композиционное
построение в контексте градостроительной логики участка
не отличается ни оригинальностью, ни чувством подлинно
московского пространства
и что автор страдает глухотой
к такой фундаментальной
архитектурной категории, как
масштабно-тектоническое видение. Авторитет члена совета
определяется вовсе не оригинальностью его позиции, а тем,
насколько точно ему удается
узнать начальственное мнение.
В результате возникает
весьма величественное и радующее душу явление спонтанной
симфонии. Как бы все выступают от себя, и при этом все говорят одно и то же, и полностью
совпадают с ощущением Юрия
Михайловича Лужкова.
Получается, что совет всегда с ним согласен, и это не перестает его по-детски радовать.
Потому что выходит, что он,
может быть и не знающий всей
этой архитектурной науки,
которой владеют академики
и профессора, интуитивно всегда чувствует верно, где дерьмо,
а где украшение столицы,
и наука его интуитивное мнение
подтверждает.
И вот в этот раз все как
один развивают мысль о великих достоинствах проекта
«Русский авангард», и дело уже
идет к счастливой кульминации, и вдруг – полный облом.
Потому что Юрий Михайлович
в заключение хитро так морщится и говорит, что проект
ему нравится, но для этого
места он не подходит. И все.
Никто не решился напомнить
Юрию Михайловичу то, что он,
видимо, запамятовал, а именно,
что проект этот создан специально для данного места, что
это не пятиэтажка, которую
можно где угодно размещать,
что все это так нарисовано,
потому что рядом находится
Третьяковская галерея, где
хранятся Кандинский, Малевич
и другие авангардисты, а в другом каком-нибудь месте их
нету. Один член совета
рассказывал мне, что он хотел
встать и крикнуть: «Мэр, вы
не правы!», но что-то его
отвлекло, а Лужков очень быстро ушел, потому что, наверное,
боялся открытой дискуссии.
Видимо, и с остальными
членами совета тоже случилось
такое досадное отвлечение,
чем Лужков по-скоренькому
и воспользовался.
Конечно, можно сочинить
историю и для другого места,
более, так сказать, мобильную.
Скажем, так. Однажды Малевич, Кандинский и Родченко
решили культурно отдохнуть.
Взяли портвейну, консервов,
девчонок позвали, Попову
с Экстер, и махнули, например,
в Строгино (или в любой другой
район, который покажется
московской мэрии подходящим
для комплекса Эгераата). И там
надрались до полной абстракции, а девчонки скакали амазонками, и потом у всех у них
родился русский авангард.
Теперь вокруг этого памятного
места вырос новый благоустроенный московский район,
и в память о том событии мы
строим тут комплекс, намного
опережающий то, что в Европе.
Повторяю, сочинить можно.
Но что-то тут не клеится. Хотя,
конечно, великие имена русских авангардистов – явление
экстерриториальное, все-таки
от места тут кое-что зависит.
Понимаете, если, скажем,
в центре Флоренции находится
галерея, названная в честь
Микеланджело, то это одно,
а если «Микеланджело» – это
закусочная на вокзале в Бергамо, то это немного другое.
У Кандинского и Микеланджело мало общего, но вот это как
раз у них общая черта. В общем,
сначала после такового
решения мэра всех настолько
переполнила горечь разочарования за родную страну, что
ни о чем другом и думать было
невозможно. Но по прошествии
некоторого времени вопросы
появились.
Главный из них – а с чего
им вообще пришло в голову, что
Юрию Михайловичу Лужкову
может понравиться комплекс
«Русский авангард»? Ведь мы
же с ним не первый год вместе,
ведь его глубочайшее отвращение к современной архитектуре
ни для кого не секрет, и вдруг
такое заблуждение. Всем известно, что Юрий Михайлович
питает слабость к тому
современному прочтению
исторической архитектуры,
от которого, увы, тошнит и тех,
кто любит классику, и тех, кто
по авангарду. Тяжела эстетическая судьба центриста
в российском художественном
ландшафте, что и говорить,
но вот как же так получилось
с членами совета? Почему все
они хором не начали своих
выступлений с того, что проект,
конечно, интересный, но в этом
месте он совершенно ни к чему?
Некоторые злые языки
говорят, что заказчик комплекса Эрика ван Эгераата, компания «Капитал груп» до такой
степени все проплатила, что
членам Совета ничего другого
и не оставалось, как славить
Эрика. Но это ведь глупая
клевета. Они там продают вовсе
не свое несогласие с Юрием
Михайловичем, а наоборот, свое
с ним согласие. Кто же решится
брать деньги за то, чтобы
хвалить на совете то, что мэру
не нравится – ведь это все равно
что святое продать. Да и кроме
того, за это завтра можно
и из совета вылететь, и тогда
вообще никаких денег не будет.
Куда естественнее и правильнее
брать деньги за то, чтобы одно
нравящееся мэру прошло вне
очереди другого ему нравящегося, как-то побыстрее его
порадовать, или, скажем, похвалить чью-нибудь нравящуюся
мэру работу бескорыстно, чтобы
автор потом так же бескорыстно
похвалил какую-нибудь твою
нравящуюся мэру работу. Как
справедливо отметил в споре
с автором настоящей хроники
Александр Кузьмин, «никаких
независимых экспертов у нас
быть не должно. Независимость
рождает безответственность».
И вот, спрашивается, как же
все эти ответственейшие товарищи, связанные друг с другом
общностью вкусов и общностью
бескорыстной любви к мнению
Юрия Михайловича, вдруг так
опростоволосились?
Мне кажется, тут может
быть единственное объяснение
– вера в чудо. Некоторые меня
осуждают за введение этой
категории в сугубо реалистические хроники. Но я хочу
сказать: разве не полны были
архитектурные хроники чудес
и до меня? Кто совершал
обряды в Стоунхендже, кто
возводил Великую китайскую
стену, кто создавал наскальную
живопись австралийских
Северных территорий? Зрелище
древних пирамид, Альгамбры
и буддийских ступ до сих пор
наполняет нас благоговейным
трепетом. Вот и у нас, по-моему,
такой же случай, вернее
сказать, желание такого же
случая.
Атмосфера ожидания чуда
пронизывает все вокруг. Она
ярко проявилось и в другом
казусе, отмеченном в отчетный
период.
Вдруг разразилась невиданная доселе борьба против
разрушения памятников
и исторической среды города
Москвы. В прессе появилось
статей тридцать, поучаствовали все центральные газеты, масса
журналов, а также и телевидение, НТВ, ТВЦ. Проблема
стала интернациональной,
по теме выступили «Christian
Science Monitor» (дважды)
и «Financial Times», BBC, телевидение Австрии и Германии.
Четыреста искусствоведов,
архитекторов, музейных работников и даже политиков
подписали «Открытое письмо
президенту» с требованием прекратить безобразие. «За последнее десятилетие историческому
облику столицы России был
нанесен непоправимый ущерб,
– говорилось в письме. – Этот
процесс приобретает лавинообразный характер»; «планомерное уничтожение собственной
истории, культуры и национальной идентичности».
Автор настоящей хроники
поставил свою подпись под этим
письмом и поучаствовал
в волне всенародного гнева
в виде нескольких статей
и интервью.
Честно сказать, некоторое
участие в этой волне я принимал и раньше, и даже тогда,
когда она еще и не поднялась,
а только легкой рябью
колыхалась на горизонте. Два
предыдущих художественных
дневника были посвящены той
же теме. В общем, я боролся
за сохранение памятников, как
мог, однако в нынешней волне
борьбы меня смущал один
момент. А именно: апелляция
к президенту Путину как чаемому защитнику московских
памятников от разрушения.
Дело в том, что всю весну знающие люди ходили и муссировали
слухи о том, что Лужкова
снимают. Даже срок называли –
1 мая. Собственно, я не вижу
других оснований для
ожидания чуда утверждения
Эгераата, кроме как ощущение
со стороны наших мэтров, что
Юрий Лужков вскорости уйдет
и под конец всех удивит,
покажет себя сторонником
авангардизма и последним, уже
прощальным движением губ
таки напряжется и переплюнет
Европу.
При этом с каких дел это
так решили, что он уйдет, да
и как это технически осуществить, когда он всенародно
избранный – никто не обсуждал.
Знаете, как это бывает: «Ты
чего, не знаешь еще? Ну ты
даешь, старик, уже все знают,
а ты ровно с Луны свалился».
Подтекст же получался такой,
что упреки Лужкову в осуществлении культурного геноцида
по отношению к Москве являются, так сказать, материалами
дела к его снятию.
Бывает такое неприятное
явление – раздвоенность. Я ведь
совершенно согласен с тем, что
Юрий Михайлович осуществляет в отношении Москвы
культурный геноцид. По разным оценкам за годы его
правления у нас «путем воссоздания» уничтожено от 300
до 500 зданий. Это именно культурная катастрофа, это ведь
целый город. Жуть какая-то.
А с другой стороны, ну
совершенно я не понимаю,
какие основания считать,
что президент Путин спасет нас
от этой напасти. Мне всегда,
может быть по наивности, казалось, что защита памятников –
это дело хорошее, цивилизованное, и оно должно сочетаться
с политикой просвещенности
и добра. И с чего бы это Путин,
закрывший независимые
телеканалы, посадивший Ходорковского и т.д. и т.п., стал
бы заниматься таким делом,
мне неясно. Ведь интересы
путинской команды в отношении московской архитектуры
предельно понятны – они хотят
захватить московский рынок
недвижимости. При чем тут
охрана памятников? Даже наоборот, их сохранение означает
уменьшение доходности рынка,
а в этом они совсем не заинтересованы. Можно даже уверенно
предположить, что они будут
делать то же самое, что и лужковская команда, но по-путински – то есть, так сказать,
«мочить в сортире».
И вот я с этой своей раздвоенностью всюду ходил и всем
на нее жаловался, но понимания не встретил. Напротив,
никто даже близко не видел
никакой связи между желанием федеральной власти съесть
Лужкова и всплеском возмущения по поводу разрушения
памятников. «Как же так, –
говорил я, – ведь вы же знаете,
что федеральная власть хочет
отобрать у Лужкова федеральные памятники в собственность.
Ведь они из-за того, что отобрать
не могут, уже год не принимают
закон о приватизации памятников, потому что никак не решат,
как бабки будут делить. Ведь
эта наша кампания — идеологическое обоснование того, чтобы
лишить Лужкова собственности». «При чем тут это? –
изумлялись мои собеседники. –
Какая разница, в какой собственности памятники? Главное –
сохранить их от геноцида». Это
непонимание контекста было
таким сильным и искренним,
что путем некоторой внутренней борьбы я убедил себя – да,
дела эти совершенно не связанные, все получается само собой.
Ну и в самом деле, нужен
ли заказ от администрации президента после того, как сегодня
выглядит центр Москвы? Я
даже сочинил текст образцовой
экскурсии по центру города,
который позволю себе
процитировать:
«Мы с вами находимся в самом
центре нашей древней столицы.
Прямо перед собой вы видите
комплекс «Охотный ряд», слева
– здание гостиницы «Москва»,
справа – здание Центрального
выставочного зала, бывшее
здание Манежа. Вы не удивляйтесь, товарищи, виду этих
сооружений, создающему ложное впечатление, что Москва
подверглась налету вражеской
авиации. На самом деле
никакого налета не было.
Здания разрушены по другим
причинам. Это тонкий
художественно-государственный замысел, который вам,
товарищи, необходимо уяснить
для понимания специфики
нашей государственности и
политического момента.
Манеж был построен
в 1817 году, в ознаменование
пятилетия победы над Наполеоном. В 1812 году Наполеон
устроил в Москве пожар, город
выгорел и освободилось место.
С кремлевских стен французский император наблюдал
за пожаром Москвы, как это
запечатлено на картине художника Поленова, и чувствовал
себя императором Нероном, который в свое время сжег
город Рим, чтобы полюбоваться
зрелищем. Замечено,
что абсолютная власть склонна
к лицезрению пожаров.
Пожарная тема была слабо
представлена в архитектуре Манежа, вопреки тому, что именно
благодаря пожару, устроенному
выдающимся государственным
деятелем, он и был построен.
В связи с этим в ознаменование
замечательной победы на выборах другого выдающегося
государственного деятеля,
нашего президента Владимира
Путина (несомненно, превосходящего императора Наполеона
нравственными и государственными достоинствами, а также
и до некоторой степени ростом),
здание сгорело. Представьте
себе, товарищи, великолепие
этого пожара – вся крыша
загорелась очень быстро, будто
бы подожженная с нескольких
сторон сразу. Это был подлинный всенародный фейерверк.
Люди веселились и прыгали
вокруг здания, поздравляя друг
друга с чаемой победой
президента.
Поэт Лермонтов написал
стих про императора Наполеона. Не отвлекайтесь, товарищи,
здание сзади вас построил
архитектор Иван Жолтовский,
так называемый «Дом на Моховой улице», в свое время здание
считалось шедевром. В настоящее время точка зрения
пересмотрена, здание, как вы
видите, практически уничтожено, будто бы в него тоже
попала бомба, осталась только
передняя стенка. Не запоминайте это здание, оно считается
несохранившимся. Не отвлекайтесь. Итак, поэт Лермонтов,
Михаил Юрьевич, представитель
романтизма, убит на дуэли
в молодом возрасте, написал
стих про императора Наполеона: «Нет, не пошла Москва моя
к нему с склоненной головою,
она готовила пожар нетерпеливому герою». Не так произошло
с президентом Путиным в силу
уже упомянутого превосходства
над Наполеоном в нравственных
и государственных качествах.
Справа от вас здание
гостиницы «Москва» с разобранным верхом, то есть,
поэтически выражаясь,
«со склоненной головою». Это
здание тоже рассматривалось
как выдающееся, его печатали
на этикетках национальных
алкогольных напитков, а сегодня выяснилось, что оно
совершеннейшая дрянь.
В связи с этим и было принято
решение о превращении его
в художественную инсталляцию «Москва с склоненной
головою» в честь победы президента. Гражданин, перестаньте
пялиться направо, это здание
библиотеки Московского государственного университета,
тоже памятник архитектуры.
Уже принято решение о переводе библиотеки на Воробьевы
горы, в комплекс, который
украсит великий скульптор
Церетели З.К., а это здание
вскоре упадет в связи с изменением уровня грунтовых вод
после строительства подземного
комплекса «Охотный ряд».
Не запоминайте его товарищи,
это бессмысленно. Смотрите
куда показываю.
Теперь, товарищи, двигаемся в сторону Александровского
сада. Александровский сад,
создан опять же после пожара
1812 года. Вот грот архитектора
Осипа Бове, построенный
в память о пожаре, как видите,
он украшен деталями сгоревших зданий, тут элементы
колонн, карнизов и так далее.
Да, вы правы, в настоящее
время он утратил свое значение,
у нас есть гораздо более заметное свидетельство пожара.
Не могу сказать, почему этот
грот еще сохраняется. Видимо,
это временное явление.
Таким, товарищи, предстает перед вами сегодня центр
Москвы. Почему фильм
ужасов? Почему кошмар
на улице Вязов? Не могу с вами
согласиться, гражданин. Одно
дело семейка Адамсов, фантазии, а другое – центр Москвы.
Это нельзя смешивать. Вы совершенно не улавливаете сути
происходящего момента.
Обратите внимание на то,
что прямо перед вами.
Комплекс «Охотный ряд»,
оформленный замечательным
нашим скульптором Церетели
З.К. Да, он у нас все оформляет,
потому что мы его считаем
Микеланджело. Вы не считаете,
а мы считаем. Вы тут турист,
а это наш город, что хотим,
то и считаем. Прекратите
скандалить, гражданин! Так
вот, «Охотный ряд», этот
замечательный подземный
комплекс, включающий в себя
тончайшие стилизации нашей
истории, древнерусской, пушкинского периода и остальной
истории, выполненные в изящной пластмассе, возведен
по решению Юрия Михайловича Лужкова. Как видите, этот
комплекс полностью сохранился. А то, что слева и справа,
разрушено. А почему, товарищи? Манеж, между прочим,
построил император Александр
Первый, он хотел дать России
конституцию и вообще
развивать ее на западный
манер. А гостиницу «Москва»
построил генералиссимус
Сталин, он, напротив, развивал
Россию на манер восточной
деспотии. Вот, все это рухнуло,
а остался центризм. Это,
товарищи, архитектурное
выражение победы нашего
центризма. Да, наглядное
и глубокое выражение нашего
центризма. Теперь, товарищи,
у вас свободное время на шоппинг. Будьте бдительны, и если
заметите брошенные вещи,
немедленно сообщите об этом
вслух. Нет, к вам сами
подойдут. Тут у нас кругом
контролирующие органы для
проверки паспортов гостей
столицы».
Что называется, и без президента достали, и никакого
специального заказа от администрации вроде бы и не требуется. Но если снятие Лужкова
и борьба за охрану памятников
– совсем не связанные процессы, то тогда мы имеем дело
с гораздо более интересной
ситуацией. А именно: оказывается, чаяния московской
интеллигенции совершенно
бессознательно совпадают
с политикой федеральных
властей. Мы не потому обращаемся к Путину, что он хочет
отобрать у Лужкова рынок
московской недвижимости, мы
даже не хотим отдавать себе
отчета в том, что он этого хочет.
Мы ждем от него чуда высшей
справедливости, совершенно не принимая во внимание те
низшие несправедливости,
которые он натворил за свой
президентский срок. Атмосфера
ожидания чуда пронизывает
всех и вся.
Интересно при этом,
какая она, эта высшая справедливость. В этом вопросе стоит
выслушать другую сторону,
а именно представителей
московских властей. Господин
Росляк, вице-мэр московского
правительства по финансам,
в газете «Известия» сравнил
письмо интеллигенции к президенту с началом сталинского
«дела врачей», которое тоже
началось с письма трудящихся.
Александр Кузьмин сказал,
что это напоминает ему 37 год.
Я его спрашиваю: «Александр
Викторович, Вас не смущает,
что 400 специалистов – академики, доктора наук, директора
музеев – подписывают такое
письмо? Может быть, с памятниками все же что-то не так?»
А он мне: «Что ж тут удивительного? Мне так кажется,
что все, на кого у федералов
что-то было, те и подписали.
Как в 37 году».
Согласитесь, есть в этом
какая-то странность, когда
люди, представляющие
государство, разом начинают
вспоминать 37 год с позиций
потенциальных жертв. Все-таки в 37 году государство
хватало простых граждан, а тут
получается наоборот. Они ждут,
что сейчас вот никакие не чиновники, а искусствоведы,
архитекторы, журналисты,
вроде меня, похватают и бросят
их в лубянские подвалы, и будут пытать, пока они не признаются, что осуществляли культурный геноцид в отношении
московской старины по заданию ЦРУ, Интеллиджент
Сервис и Джойнта. Чудеса –
они, между прочим, разные
бывают.
Вообще-то это своеобразно
характеризует менталитет
московских чиновников.
Оказывается, они подсознательно постоянно ждут, что их
сейчас схватят и посадят. Что
в общем-то не удивительно
при современном уровне
московской коррупции, однако
же и настораживает. Все ж таки
такую атмосферу не назовешь
здоровой. Но, возвращаясь к
нашей теме, забавно, какого
рода представление о справедливости сидит у них в головах.
Всех схватят и посадят.
То есть, с одной стороны,
интеллигенция искренне
и бессознательно рассматривает
президента как высшего судию,
который наведет справедливость, не взирая даже на экономические интересы своей
команды, а с другой – московское чиновничество ждет
от грядущего прихода президента в Москву Страшного суда,
в результате которого всех посадят, как в 37 году. И после этого
еще кто-то позволяет себе
говорить, будто интеллигенция
и чиновничество совершенно
оторваны от народа. Боже мой,
да ведь весь электорат господина Путина ждет от него ровно
того же самого.
В этой связи я должен
сказать, что на проблему памятников в нашей стране смотрю
крайне пессимистично. Дело
в том, что охрана памятников
в общем-то не всегда бывает.
Она бывает, когда есть
гражданское общество, которое
ценит собственную историю как
залог собственного достоинства.
А уж какое гражданское
общество может быть у людей,
для которых на все про все одна
надежа – государь, это и говорить смешно. Им не до
памятников, они находятся
в ожидании чуда.
вверх
|
|
|