приглашаем посетителей сайта на форум
16.12.2009/ содержание и все опубликованные материалы номера XXIX MMIX
01.05.2009 / содержание и все опубликованные материалы номера XXVIII MMIX
20.01.2005 / Открыт раздел "Тексты", в котором опубликованы книги Г. Ревзина
"Неоклассицизм в русской архитектуре начала XX века" (М., 1992) и
"Очерки по философии архитектурной формы" (М., 2002)

     тел.(495) 623-11-16  

О журнале
 
Подписка
 
Форум
 
Что делают
ньюсмейкеры?
 
Зарубежные
новости
 
Вызов - Ответ
 
Путешествие
 
Культура
 
SOS
 
Современная
классика
 
Вещь
 
Исторический
очерк
 
Школа
 
Художественный
дневник
 
Дискуссия
 
Объект
 
Спецпроекты
 
Книги
 
Тексты
 
[архив
номеров
]

 

 

Художественный дневник
01.01.2003-01.04.2003

Григорий Ревзин
Примус и Маргарита
VII-MMIII - 09.07.2003

В отчетный период московское правительство решило увековечить память писателя Михаила Булгакова посредством установки 12-метрового примуса на Патриарших прудах. Фигурально выражаясь, из примуса возгорелось пламя: жители восстали. Правительство уступило и отказалось от планов. Жаль, конечно, потому что это была бы такая достопримечательность, что ее можно было бы с успехом показывать иностранцам, душевно негодуя и солидаризируясь с жителями этого весьма престижного района, что психологически приятно. Но даже и без итоговой постановки примуса эта история столь примечательна, что нельзя пройти мимо.

Как правило, дуршлаги, половники, чапельники, газовые горелки, сушилки не используются в качестве мемориальных форм. И примусы тоже. Авангардист Дюшамп однажды выставил писсуар, и, основываясь на этом, можно рассматривать действия правительства как победу авангарда, но, с другой стороны, нельзя не отметить, что его писсуар не нес никакой мемориальной функции (хотя, кстати говоря, мог бы), а кроме того, как-то даже странно представить себе такого благообразного Юрия Лужкова в роли дадаиста. Если же примус – не дада, что тогда?

Скульптор Александр Рукавишников выиграл конкурс на памятник Михаилу Булгакову два года назад. Там, действительно, предполагалось усадить писателя на лавочку у пруда, а кроме того, Мастера и Маргариту, тискающихся у воды, Христа, бредущего от павильона Михаила Хазанова к памятнику Крылову по неглубоким водам яко по суху, а также и примус. В замысле, конечно, есть нарушение нормальности, но оно извинительно для скульптора. Скульпторы такие люди – долгое размышление приводит их к тому, что форма как-то разрастается в их голове до колоссальных размеров. Вот, например, скульптор Вера Мухина хотела возвести на берегу Черного моря маяк в форме водолаза, в груди которого сидело бы Управление, а из головы лился свет. Видимо, перечитывая «Мастера и Маргариту», скульптор Рукавишников, человек весьма достойный, тихо и незаметно расставляющий по Москве монументы (Достоевский у библиотеки Ленина, Юрий Никулин у цирка), нашел себя в образе кота Бегемота (сформулировавшего, в сущности, позицию внутренней эмиграции, которая впоследствии стала лозунгом российской интеллигенции: «Сижу, никому не мешаю, починяю примус»). И начал, никому не мешая, ваять этот примус, а тот постепенно разросся в голове до четырехэтажного размера. Это ничего, это бывает. 

Однако же общество склонно как-то контролировать монументалистов и одергивать их в несообразных замыслах. Например, мухинский маяк не построили. Когда Рукавишников выставил на конкурс примус, а также и остальное хозяйство, то казалось, что это так, фантазии. Посадят Булгакова на лавочку, а остальное как-то само отредактируется. Но идею поддержал главный архитектор Москвы Александр Кузьмин. Да как! Он даже вступил с господином Рукавишниковым в отношения соавторства.

Как-то это странно. Александр Кузьмин – человек в высшей степени уравновешенный, с сильно развитым чувством здравого смысла и юмора. И он стал соавтором примуса, что у главных архитекторов Москвы издавна является высшей формой доверия к проекту (в более сомнительных случаях на роль соавторов делегируются замы). Это, согласитесь, свидетельствует. О том, что примусы в среде высшего руководства московской архитектуры обладают необычным аксиологическим статусом – опытнейшие администраторы, закаленные бюрократические борцы как-то теряют голову при виде этого предмета.

Я даже рискну предположить, что Александр Викторович вряд ли пошел бы на примус без одобрения Юрия Лужкова. Это, кстати, надо всем взять на заметку, потому что люди каждый год мучаются, что дарить Юрию Михайловичу на день рождения, и все время дарят пчел, и не знают, что, оказывается, у него такая слабость по примусам. Таким образом, образовалась влиятельная группа примусопоклонников, а это вызвало появление противников примуса, что естественно. Люди часто пугаются необычного (тем более такого большого), а примус в последние сорок лет совсем ушел из быта жителей Патриарших прудов. Но борьба с примусом приняла такие черты, что он стал каким-то мистическим, так что правильнее назвать отрицателей спорного предмета примусоборцами.

Один из самых глубоких и мудрых противников примуса директор Института искусствознания Алексей Комеч сформулировал свое отношение к делу в таких выражениях: «Если памятник возведут, примус войдет в историю искусства как самый крупный неодушевленный предмет и, по меньшей мере, странный предмет мебели, воплощенный в скульптуре. Масштабы скульптуры резко искажают восприятие этого очаровательного, почти сельского уголка Москвы. Вместе с сошедшим с ума примусом высотой в четырехэтажный дом в духовный мир Булгакова прорвался вещизм – то, что было для писателя символом бытовой пошлости, автор композиции превратил в квинтэссенцию монумента».

Так бывает, что умнейшего человека буквально клинит на каком-то предмете. Фрейд называл это смысловым заиканием, свидетельствующим о непережитой травме, и кстати любой, кто пытался когда-нибудь «накачать» примус, поймет, что такая травма у г-на Комеча могла быть – знаете, послевоенное детство, хочется есть, холодная манная каша, примус, туда-сюда, туда-сюда, а ему хоть бы хны, не горит, подлюга, ни за какие коврижки – очень даже такое возможно. Но смотрите, что получается. Обычно предполагается, что квинтэссенция какого-то предмета отличается от самого предмета, ее как-то меньше, но она концентрированнее. Но тут получается, что квинтэссенцией Примуса является примус, то есть примус в глазах г-на Комеча обладает какой-то невероятной полнотой бытия, весь состоя из квинтэссенции себя же. 

Столкнувшись с таким сверхобъектом, философ примусоборчества явно затрудняется определить природу примуса. Обычно ясный ум его дает какой-то странный сбой и он называет примус «предметом мебели». Это прямо-таки ни с чем несообразно. И дальше он начинает на все глядеть, так сказать, sub specie primus, Примус искажает его зрение. Патриаршие пруды у него становятся сельским уголком Москвы, свободными от проклятого вещизма, так уродующего нашу жизнь.

В скобках замечу, что селянами, обжившими этот уголок, цены на избы в котором достигают $7 тыс. за квадратный метр, оказались Инна Чурикова, Николай Караченцов, Дмитрий Певцов, Александра Захарова, Людмила Петрушевская, Людмила Улицкая, Фазиль Искандер, Елена Образцова, Георгий Тараторкин, Алла Сурикова и так далее. Можно ли было думать, что все эти люди, чье благосостояние, казалось бы, не должно вызывать сомнений, являются такими ярыми противниками вещизма? Но вот поди ж ты, все они впали в примусоборчество. Я, кстати, думаю, что может быть дело в Прудах – если помните, главными нестяжателями у нас были заволжские старцы, опять же стоит вспомнить пушкинское разбитое корыто – сидение у воды как-то вызывает у русского человека желание бросить в нее какую вещь и предаться созерцанию кругов, образуемых от ее утонутия. Но это гипотезы, а факты еще интереснее.

Отчитываясь по примусу, Юрий Лужков заявил: «Из-за того, что мы плохо проинформировали население о предстоящей чистке водоема (у этого, кстати отметить, примус является каким-то символом очищения – тоже не совсем обычное восприятие – Г.Р.), а кто-то вдобавок ко всему пустил слух о строительстве подземной автостоянки на месте Патриарших прудов, произошло резкое возмущение горожан».

Значит, такая история. Узнают селяне, что в их пруду возведут примус и думают – к чему бы это. Согласитесь – вопрос не простой. Но тут у кого-то как-то сразу рождается ответ: а стоянку делать будут. И все сразу – да, да, многоэтажную, с заездом с Садовой. Лужков уж себе и машину приготовил по ей вверх-вниз кататься.

Домыслы селян, конечно, чушь, но для этнографа материал бесценный. С чего ж они все-таки решили, что именно стоянку? Отчего, скажем, не подумали, что это памятник в форме вечного огня, что для примуса как-то и естественнее? Или, например, что там внизу нефтеналивная станция? Для чего именно стоянка, так мало похожая на примус вещь?

Подводная стоянка, между прочим, является устойчивым мотивом страхов московских поселян при столкновении с непонятным. Упорные слухи о стоянке под Москва-рекой ходили в связи с возведением монумента Петру I. Мне кажется, что сама эта идея связана с восприятием подводной стоянки как некой небывальщины, своего рода Апоньского царства. Как бы в глубине вод ничего нет, да и что может быть не на дне, а под дном морским? Подводная стоянка – субститут Ничто, чего-то не могущего существовать. 

Косвенным подтверждением этого служит выступление одной выдающейся поселянки-примусоборки режиссера Аллы Суриковой. Она произнесла таковые слова: «За композицию я спокойна. Я беспокоюсь за господина Рукавишникова. Нельзя наступать примусом на Булгакова. Примус провалится. Пруд отомстит». Примус здесь открывает какую-то бездну подпрудья, его возведение тревожит темные силы, которые в конце времен жрут его как свое хтоническое дитя. На Рукавишникова ложится проклятие как на потревожившего древний ужас. Можно предположить, что то, что у простых жителей отливается в фантом подводной стоянки, у Суриковой, выступающей в роли сельской пророчицы, говорится открытым текстом (скорбная, ахматовская интонация наделенной страшным даром ясновидения говорит сама за себя).

6 / 02
Манеж взят. Впереди Кремль В Малом Манеже прошла Неделя декора, организованная журналом «Мезонин». Ежегодное собрание элегантных декораторов в принципе проходило по обычному сценарию – как всегда блистал (на этот раз обоями из березового горбыля) Андрей Дмитриев, выделялась воспитанным вкусом жесткой английской леди Мария Якушкина, Алексей Бардаш предавался меланхолическим воспоминаниям об Италии, а Дмитрий Алексеев – гедонистическим. Вообще темой Недели декора были «Воспоминания о...», и некоторые декораторы вспоминали о местах сравнительно неожиданных (Анна Муравина, например, о Китае, а иностранная гостья недели, Марушка Метц, «о России, в которой я никогда не была»), но в основном декораторы вспоминали о странах – крупных производителях и поставщиках мебели (Италия, Франция). Как художественная акция это было не слишком интересно, но как пи-ар – превосходила все возможные ожидания. Столь престижного и дорогого места проведения не позволяла себе ни одна архитектурная акция, а столь влиятельными гостями мог бы гордиться самый великосветский салон. В общем, по пиару декораторы существенно обставляют архитекторов-интерьерщиков, а политический уровень поддержки вполне позволяет проводить следующую Неделю декора в Кремле.

далее>>

вверх

 Архив

   

09.07.2003 VII-MMIII
Григорий Ревзин
Примус и Маргарита

   

 Архив раздела

   

XXIII-MMVIII

   

XXII-MMVII

   

XXI-MMVII

   

XVIII-MMVI

   

XVII-MMVI

   

XIV-MMV

   

XIII-MMV

   

XII-MMIV

   

XI-MMIV

   

X-MMIV

   

IX-MMIII

   

VIII-MMIII

   

VII-MMIII

   

VI-MMIII

   

V-MMII

   

IV-MMII

   
 

III-MMII

   
 

II-MMI

   

I-MMI

   

 


Rambler's Top100


     тел.(495) 623-11-16 

Rambler's Top100

 © Проект Классика, 2001-2009.  При использовании материалов ссылка на сайт обязательна