приглашаем посетителей сайта на форум
16.12.2009/ содержание и все опубликованные материалы номера XXIX MMIX
01.05.2009 / содержание и все опубликованные материалы номера XXVIII MMIX
20.01.2005 / Открыт раздел "Тексты", в котором опубликованы книги Г. Ревзина
"Неоклассицизм в русской архитектуре начала XX века" (М., 1992) и
"Очерки по философии архитектурной формы" (М., 2002)

     тел.(495) 623-11-16  

О журнале
 
Подписка
 
Форум
 
Что делают
ньюсмейкеры?
 
Зарубежные
новости
 
Вызов - Ответ
 
Путешествие
 
Культура
 
SOS
 
Современная
классика
 
Вещь
 
Исторический
очерк
 
Школа
 
Художественный
дневник
 
Дискуссия
 
Объект
 
Спецпроекты
 
Книги
 
Тексты
 
[архив
номеров
]

 

 

Художественный дневник 01.08.2003-01.11.2003

Григорий Ревзин
Цирку – цирк
IX-MMIII - 21.01.2004

Действующий куратор Венецианской биеннале, один из самых известных архитектурных критиков Дейан Суджик написал о сегодняшней России следующие слова: «Постоянно перемещающаяся по миру, иногда называемая «летающим цирком» группа, состоящая примерно из тридцати архитекторов и ставящая перед собой цель создавать индивидуальные проекты в поисках международного языка архитектуры – это не новое явление. Эрик ван Эгераат, определенно, один из таких примеров. Мы видим, с каким удовольствием он работает вне его родной Голландии и особенно, как мне кажется, в тех частях мира, где идет или возобновляется поиск творческого подхода к архитектуре.

Уже тридцать лет как цирк путешествует из одной страны мира в другую, потому что спрос на их услуги возникает то в одной, то в другой стране с пробуждающейся экономикой. В 1980-х годах Япония приглашала наиболее интересных архитекторов со всего мира. В 1990-х годах головокружительный подъем китайской экономики привел к тому, что эти же люди переместились из Токио в Шанхай. А сейчас это Россия, в которую они стремятся. Эрика ван Эгераата явно привлекает ощущение того, что он принимает участие в культурных и экономических преобразованиях страны. Он испытывает удовольствие, создавая необычайно смелые проекты в неожиданном контексте. Именно это привело его в Будапешт в 1990-х годах, где его работа для банка ING не только создала ему самому репутацию независимого архитектора, но и послужила символом вновь обретенного Венгрией облика. Самую последнюю работу Эгераата в России можно рассматривать именно таким образом. Для многих внешних наблюдателей трансформация России за последние 15 лет – это только начало создания архитектуры, достойной творений героического периода модернизма, от которого в основном осталась не более чем бумажная архитектура».

Это не какой-то там русский писака натусюкал. Нет, это самый что ни на есть иностранный человек, английский, Deyan Sudjic. Тут важно каждое слово, но прежде чем разбирать эти слова, давайте порадуемся. Наконец-то о нас высказались. Россия, говорит, все равно, что Шанхай. Страна с пробуждающейся экономикой. Слышите, Шура? С пробуждающейся! Они уже летят к нам, отчасти даже уже и прилетели в виде Эгераата. Многие думали, что мы не доживем. Многие мечтали хоть одним глазком увидеть, каким оно будет, это архитектурное счастье, когда Россия вернется к героическому периоду модернизма 20-х. И вот, извольте видеть – настало!

Самое поразительное, как оно выглядит. Г-н Суджик, собственно, более всего поражен проектами ван Эгераата для Сити – башнями «Москва» и «Петербург», которые в отчетный период выиграли конкурс мэрии. Зрелище нашего вхождения в широкий круг экономически пробудившихся замечательно и поучительно. Вот как описывает этот исторический момент газета «Московский комсомолец» от 26.09.2003: «Давай, оторви эту башню от макета и подвинь ее влево! – скомандовал Лужков главному архитектору Кузьмину. – А теперь возьми мэрию и поставь на ее место... Ну вот – теперь все получилось!». Так в течение 10 минут был сформирован и одобрен новый облик будущего столичного Сити. Кубиков у чиновников было не так много – башня «Россия», Центральное ядро, гостиницы, аквапарк, торговый центр да новое здание мэрии – но из них требовалось сформировать целый город. И хуже всего получалось с мэрией. Поначалу ее хотели разместить прямо на набережной, но этот вариант не устраивал инвесторов – архитектурная и административная доминанта закрывала собой остальные объекты Сити. Тогда мэрию передвинули на место, где должен был стоять «Шар» фон Геркана. («Шар», как известно, забраковали, а ничего нового так и не предложили.) В результате после долгих споров новую мэрию решено было строить в глубине комплекса, а территорию у реки превратить в гигантскую площадь. «Москвичам негде выразить свои идеи и чувства, – заметил Юрий Лужков. – А там места на всех хватит».

Так бывает, что новое, цивилизованное и прекрасное для современников иногда кажется совершеннейшей дикостью. Вот скажем, тот героический период модернизма, о котором вспоминает Суджик, многими вообще воспринимался как конец времен, а на самом деле оказался прорывом. Важно это осознать и соответствующим образом глядеть на все происходящее. Опыт такого взгляда и предлагается читателю.

Самым главным произошедшим является снос «Военторга». По недоразумению я оказался активно вовлечен в это событие, поэтому расскажу, как я это увидел.

24 августа, в воскресенье, я сидел на работе в «Коммерсанте» и с опаской ждал, не умрет ли кто из ньюсмейкеров (не архитектурных, а вообще). Полосы уже были сданы, но проводы покойника могли бы все испортить и заставить их сдавать заново. Позвонил директор Музея архитектуры Давид Саркисян. «Гриша, ломают «Военторг». Да, прямо ломают. Отбойными молотками, двое рабочих, дробят павлинов. Помните павлинов? Их уже прямо сейчас не будет. Срочно приезжайте! Я с Борисом Томбаком. Томбак рыдает, я тоже. Приезжайте, будем рыдать вместе. Не можете? Ждете покойника? А кто умер? Никто? Знаете что, раз вы уже настроились, так напишите некролог «Военторгу». Да, сейчас, немедленно, надо что-то делать! Я перезвоню».

Я написал некролог «Военторгу». Кто не знает, некрологи делятся на два типа – «на даму» («смерть прекрасной дамы», подходит для зарубежных деятелей культуры) и «на валета» («на смерть поэта», гражданственная лирика, больше используется для наших с осуждением косвенно виновных в печальном конце). К «Военторгу» годилось и «на даму» – прекрасное здание, изысканность и элегантность венского модерна, вольное гвардейское экономическое общество, серебряный век, щемящее чувство тоски. Но я, разумеется, написал «на валета». Пал «Военторг», невольник власти, // убит отбойным молотком, // его разобранные части // уже везут грузовиком, // а вы, надменные подонки, // известны подлостию города отцов, // таитесь вы под сению закона, // попрятались, и не найти концов… Дальше про Божий суд – и в печать.

На следующий день позвонило человек тридцать. Все скорбели и поздравляли, выражали полное согласие и желали успехов в борьбе. К середине дня пошли передачи на радио и по телевидению. Снос «Военторга» осуждали самые разные люди, даже такие, от которых вроде и не ждешь. Скажем, Евгений Асс, никогда не замеченный в излишнем пиетете в отношении исторического наследия, со своего поста заместителя председателя Союза московских архитекторов вдруг заявил, что снос «Военторга» воспринимает как смерть близкого родственника. Я даже подумал, что, пожалуй, перебор, одно дело «Военторг», а другое, скажем, дядя по матери, но, с другой стороны, раз такое дело, все кстати. Идет война народная, ярость благородная вскипает, как волна, не до нюансов.

Волна вскипела на следующий день в 9 утра, и тут со мной случился конфуз. Коротко говоря, момент вскипания я проспал. В 9 утра какая-то женщина звонит мне и говорит: «Сейчас с вами будет говорить министр культуры». Я решил, что это кто-то прикалывается и бросил трубку. Потом переживал, но было поздно. Вскипев, волна выплеснулась – не дозвонившись мне, министр послал телеграммы президенту Путину и мэру Москвы Юрию Лужкову с требованием немедленно остановить снос памятника.

На следующее утро мне позвонил первый вице-мэр Москвы Владимир Ресин.

Владимир Иосифович – человек опытный, знает, когда звонить журналистам. Встречу он назначил на четыре часа, когда я уже прекрасно соображаю. Я даже решил прийти заранее, неудобно опаздывать.

А у него как раз передо мной было заседание комиссии по сносам. И вот, идучи к нему, я последовательно встречал всех, кто принимает решения. Сначала главный московский историк-практик (в смысле – готовит все заключения об исторической ценности зданий) Виктор Иванович Шередега. «Спасибо, Гриша, – поздоровался он. – Очень верно поставил вопрос. Ты нам очень помог. Сегодня благодаря тебе удалось отстоять один подвал XVIII века». – «Не за что, – отвечаю несколько обалдело (я по подвалу не хлопотал), – а как же «Военторг»?» – «Ну, старик, – отвечает он, – тут уж извини. Судьба. Но я тебе хочу сказать, мы тут абсолютно не при чем. Абсолютно». И такое у него стало лицо, как у белого офицера из князей, когда тот в Париже слышит о коллективизации. Скорблю, дескать, но бессилен.

Иду дальше, встречаю президента Академии архитектуры, председателя Экспертного консультативного совета при мэре Александра Петровича Кудрявцева. Авторитетнее человека по вопросам сохранения культурного наследия в Москве нет, по крайней мере – в глазах московского правительства. «Григорий, – говорит, – одобряю. Полностью одобряю. Правильно поставил вопрос. Иди. Ждет». «А Военторг-то, Александр Петрович? Как Военторг?» – «Сносят. Иди, Григорий, иди, а то опоздаешь».

Иду и совсем ничего не понимаю. Чертовщина какая-то. Без визы этих людей в Москве снести нельзя ничего. Если они меня так вот прямо поддерживают – то как же его сносят? Что за бред? Ладно, думаю, сейчас мне Ресин все объяснит. Хоть одного сторонника сноса встречу, может, удастся переубедить, хотя вряд ли. С Владимиром Иосифовичем мы знакомы давно, три года назад мы встречались в городе Венеции, и он там тоже высказывался в том смысле, что все это старье надо снести и отстроить заново, потому что стыдно смотреть на такую труху. И я его там тоже ни в чем не убедил, хотя и не с такими фатальными последствиями.

Владимир Иосифович – культурнейший вельможа, поэтому первые пять минут он вел светскую беседу. «Давно не виделись, Григорий. Два года? Три даже? Вот видишь… (укоризненно сказал, я даже смешался). Как ты? Как здоровье? Ну, ты еще молодой… Ты все там же? Я, видишь, тоже… Ну и как тебе Москва? Хорошеет? Хорошеет! Ты вот тоже пишешь иногда… Да, читаю. И, кстати, вот недавно прочитал. Про «Военторг»». Ну, думаю, добрались. Сейчас он мне все скажет, а я ему в ответ – не могу молчать, гибнет национальное достояние, венский модерн, Владимир Иосифович, элегантность и изысканность, Гвардейское экономическое общество, Сергей Залесский, в честь столетия Бородинской битвы… «Очень, – говорит, – правильная статья, Григорий. Очень мне понравилась. Правильно ты ставишь вопрос, правильно пишешь. Только вот в конце, где ты говоришь, что надо памятники передать Министерству культуры, это ты зря. Это политика, зря ты в нее. Я тебе скажу, политика, это такое дело… А по «Военторгу» – все правильно». «Как же, – говорю, – почему ж тогда сносят?» – «Ну, Григорий, это же еще когда строили. До революции, в такое время». Качество дореволюционного строительства Владимир Иосифович оценил в выражениях настолько критических, что вплоть до самых-самых. «Но, Григорий, мы по-новой построим. И самые ценные элементы фасада сохраним. Скажи, чем хуже будет?»

Я попробовал объяснить. «Вот, говорю, Владимир Иосифович, у вас на стене висит прекрасная картина, изображающая, так сказать, храм Покрова на Нерли в весеннее половодье. А представьте себе, это будет не эта картина, а подделка? (он немного расстроился). Если построить «Военторг» заново, это будет не подлинное здание, а фальшивка. Фальшь – ужасное дело. Народ (я решил подладиться к нему и выражаться государственно) привыкает к фальсификации национального достояния и уже не может различить, где подлинное, а где ложь». «Ты, Григорий, узко мыслишь. Одно дело здание, а другое картина. Но подлинность вот эту надо сохранять. Это ты правильно сказал. Мы на месте этого «Военторга» построим шедевр. С сохранением всех ценных элементов фасада. Я тебе скажу, нам твое мнение важно. Так что я тебе обещаю – будет шедевр».

Я ушел потрясенный и выбыл из борьбы («Военторг» тоже выбыл – на следующее утро его практически снесли). Мне показалось, что это какое-то издевательство, какой-то заговор, когда все говорят, что согласны – нельзя сносить, а при этом сносят. СМИ неистовствовали, министр Швыдкой с глубокой горечью повторил, что московские власти совершили акт вандализма, но сделать он ничего не может. На заборах, ограждающих место, где был «Военторг», появились крупные надписи «Лужков – урод». Словом, творилось подлинное безобразие.

Через некоторое время я встретился с главным архитектором Москвы Александром Кузьминым, и он мне объяснил, что главная неприятность здесь – нарушение процедуры. «Вот, например, с гостиницей «Москва» все процедуры были соблюдены, и все согласились со сносом, кроме нескольких маргиналов», – сказал Кузьмин. Это показалось мне неожиданной точкой зрения. Я-то, признаться, думал, что главная неприятность – в сносе, но, как оказалось, ошибался.

Действительно, хотя я до сих пор не согласен с тем, что «Москву» сносят, но Александр Викторович совершенно прав, я сознаю, что позиция у меня тут маргинальная. Я, кстати сказать, выступаю за закрытие Стамбульской графической биеннале как вредного, святотатственного (она проходит в Айя-Софии) и оттягивающего средства от реставрации античных памятников мероприятия, и в этом вопросе у меня мало сторонников. В вопросе о гостинице «Москва» примерно столько же, хотя, казалось бы, тема населению более близкая. Я все недоумевал – почему, а оказывается – все дело в процедуре. Эту процедуру следует разобрать подробнее.

По счастью, у нас есть надежный источник по этому вопросу. Алексей Комеч описал ее в интервью, данном критику Сергею Хачатурову.

«Рассказываю все по порядку. Когда гостиница оказалась под угрозой, мы хотели применить статью закона о том, что федерация может сама поставить памятник на охрану. Министерство бодро пошло по этому пути. Было написано письмо правительства. Правительство в соответствии с письмом министерства подготовило решение, послало его на согласование Юрию Михайловичу Лужкову. Лужков в своем ответе написал, что «Москва» это не памятник культуры, а памятник бескультурья, и он категорически против этого. После чего Михаил Ефимович Швыдкой сказал: «Ничего, это не имеет значения. По закону согласование с мэрией не нужно. Будем вносить на заседание правительства «с разногласием»». Это было в марте месяце. А в начале мая московское правительство торжественно приняло решение о выселении и сносе гостиницы «Москва». 9 мая я увидел Михаила Ефимовича Швыдкого. Спросил его: «Как же так?» На что мне Михаил Ефимович Швыдкой бодро ответил: «Ну наглецы... Мы будем бороться». После праздников, в первый же рабочий день я узнаю, что, действительно, Михаил Ефимович подписал новое письмо об охране. Я порадовался. Но в конце той же недели я вдруг с удивлением увидел в телевизоре Юрия Михайловича Лужкова и Михаила Ефимовича Швыдкого. Дружно улыбаясь, они говорили о том, что достигли консенсуса. Что сохраняется силуэт и название... Вот так!» (Время новостей, 13.08.2003)

Процедура, то есть, у нас выглядит так. Возникает спорный вопрос, и для его решения два чиновника высокого уровня вместе залезают в телевизор, проводят там некоторое время, после чего, сняв все разногласия, вылезают на публику, совместно улыбаясь. Чем это объяснить, даже не понятно. Правда, замечено, что министр культуры Михаил Швыдкой испытывает какую-то странную приязнь к телевизору и даже работает ведущим на ток-шоу. Но, с другой стороны, именно благодаря этому он вроде бы уже должен быть по этому вопросу удовлетворенным, и кто бы мог подумать, что ему так необходима эта процедура.

Но факт остается фактом. Лужков залез с ним в телевизор и все устаканилось. А с «Военторгом» события развивались совершенно так же: была попытка объявить его памятником, была подготовка документов, с другой стороны – было постановление правительства Москвы о сносе, далее должно было последовать совместное залезание в телевизор, но именно здесь процедура была нарушена. И в результате – телеграммы президенту, общественный скандал и все такое прочее.

В этом акте в телевизоре есть что-то мистическое. Можно, конечно, попытаться рассмотреть его генетически. В советские времена высокие чиновники из различных ведомств для того, чтобы перетереть вопрос, затрагивающий интересы обоих сторон, отправлялись в баню. Банное пространство отчасти сродни ящику телевизора – там тоже тесно и жарко, и, кстати, поэтому в советское время граждане приспосабливали водную лупу, прилагавшуюся к первым телевизорам КВН, заместо банного окошечка на своих дачных участках. Был даже момент перехода банной процедуры в телевизионную, когда Юрий Михайлович Лужков нырял в начале 90-х с соратниками по демократической борьбе в узкую черную прорубь во льду, и делал это перед экранами телевизоров. Сегодня мы наблюдаем заключительную часть метаморфозы, когда, так сказать, волны эфира уже полностью заменили собой струи воды. Так что генезис процедуры более или менее прослеживается, но не совсем ясен ее смысл.

И здесь нужно обратить особое внимание на слова Дейана Суджика о том, кто, собственно, к нам прилетает. Я еще раз позволю себе его процитировать: «Постоянно перемещающаяся по миру, иногда называемая «летающим цирком» группа, состоящая примерно из тридцати архитекторов». Можно подумать, что «летающий цирк» – это, так сказать, метафора, для красного словца, но на самом деле все гораздо серьезнее. Это определение нужно воспринять в достаточной степени буквально, и тогда все становится на свои места. Для приема летающего цирка нам необходимо укрепление не просто процедур, но именно цирковых процедур.

В этом случае сугубая и несколько не соответствующая рангу расположенность министра культуры и мэра города к лицедейству становится совершенно понятной – они стараются не для себя, а для вхождения России в сообщество стран с пробуждающейся экономикой, куда уже летят иностранные циркачи. Также становится понятным и поведение Юрия Михайловича с игрой в кубики на стройплощадке Сити, а также линия в вопросе о «Военторге».

По сути, перед нами три цирковые репризы. Московское правительство исполняет роль Рыжего, главной чертой которого является придурковатая решительность. Общественность исполняет роль Белого (меланхолический мямля). Реприза «Москва» строится вокруг желания двух корпулентных дядек, Белого и Рыжего, залезть в телевизор. Они ругаются, отпихивают друг друга от телевизора, громко кричат: «Культура!», «Бескультурье!», пока не влезают в телевизор вместе и потом блаженно улыбаются оттуда. Реприза «Сити» выстроена вокруг бессмысленных движений у макета. Она открывается репликой Рыжего: «Давай, оторви эту башню и подвинь ее влево! А теперь возьми мэрию и поставь на ее место...», а все остальное время Белый и Рыжий переставляют кубики, пока не получается нагромождение в духе ван Эгераата. Реприза «Военторг» более сложна. Рыжий с большим молотом подходит к «Военторгу». Белый, рыдая, стоит на стреме.
Рыжий (к публике): Ща мы его – хрясь!
Белый (рыдая): Что же вы делаете! Это же памятник!
Рыжий: Точно говоришь! Хрясь!!!
Белый (рыдая): Вы же его ломаете! Я буду жаловаться! Президенту телеграмму пошлю!
Рыжий: А мы по закону! Хрясь! Наше вам с сохранением! Хрясь!!! Всего подлинного!
Белый (рыдая): Павлины!
Рыжий: Павлины? (хрясь!) Эт хорошо! (хрясь!) Ничего, главное, я тебе скажу, чтоб подлинность вот эту сохранить! Чтоб ее тут, эх, сохранить!
Белый (рыдая): Вы же его снесли!
Рыжий: Это ты верно сказал! Главное – подлинность сохранить!

Превращение архитектурной жизни в цирк, тщательнейшее соблюдение цирковых процедур – совершенно новое дело, и тут нужно сказать несколько добрых слов о Союзе архитекторов РФ. Обычно эту организацию упрекают в косности и медлительности, но за отчетный период она показала себя молодцом. Прошедший в отчетный период фестиваль «Зодчество» оказался настоящим цирковым представлением. Главную национальную премию Союза архитекторов, Хрустального Дедала, получил за Дом Музыки председатель Союза архитекторов Юрий Петрович Гнедовский. Так сказать, умора.

Не все поняли, что это цирковой номер. Сценарий, при котором председатель Союза архитекторов организует фестиваль, сам выбирает членов жюри, сам их приглашает, сам выставляет на конкурс свою собственную постройку и сам же получает за нее высшую премию, показался советским до тонкостей. Некоторые всерьез напрягались, уходили в оппозицию, другие опасались эксцессов, боялись, что при виде президента Союза архитекторов, идущего получать высшую национальную премию по архитектуре из рук собственного жюри, кто-нибудь из рядовых членов Союза может начать кричать: «Позор! Долой!», а не знающие жизни члены молодежной секции могут, по случаю отсутствия в последнее время в продаже тухлых яиц, запустить маринованным томатом.

А тут не надо было переживать, а надо было именно запускать. Это входило в замысел устроителей. Дело в том, что, учитывая новые веяния, Юрий Петрович разыграл великолепнейшую пародию на брежневские времена, сам выступая в роли престарелого предсоюза, которого захватила младенческая страсть к медалькам. Получая из рук собственных сотрудников высокую награду, он был тронут, смущен и горд, совсем как Леонид Ильич, когда ему давали орден за Малую Землю. Изумительное вживание в образ! Некоторые, конечно, могут удивиться, что это высмеивание брежневского, так сказать, низкопоклонства и страсти к побрякушкам происходит именно сегодня, когда оно уже как бы и запоздало.

Но не все так просто. Многие наблюдатели с удивлением отмечали, что продукция вот этой первой ласточки летающего цирка, Эрика ван Эгераата, на диво напоминает продукцию советского худфонда конца 70-х – начала 80-х гг. В особенности это было заметно в его конкурсном проекте Мариинского театра. Просто открываешь позднебрежневский журнал ДИ, а там сплошной ван Эгераат, тот же мелкий дрип и бессмысленная декоративность с блестками. Так что Юрий Петрович отнюдь не спроста пародировал позднего Брежнева. Напротив, он очень тонко почувствовал стилистический момент.

Единственный вопрос, который здесь возникает, задал Михаил Хазанов на той памятной репризе «Сити», где Юрий Михайлович кубики двигал. Сам в прошлом опытный цирковой работник, Михаил Хазанов смог оценить происходящее профессиональным взглядом и резко выступил против иностранцев. И действительно, на хрена нам этот летающий цирк, когда у нас тут такой свой, уже давно приземлившийся?

вверх

 Архив

   

21.01.2004 IX-MMIII
Григорий Ревзин
Цирку – цирк

   

 Архив раздела

   

XXIII-MMVIII

   

XXII-MMVII

   

XXI-MMVII

   

XVIII-MMVI

   

XVII-MMVI

   

XIV-MMV

   

XIII-MMV

   

XII-MMIV

   

XI-MMIV

   

X-MMIV

   

IX-MMIII

   

VIII-MMIII

   

VII-MMIII

   

VI-MMIII

   

V-MMII

   

IV-MMII

   
 

III-MMII

   
 

II-MMI

   

I-MMI

   

 


Rambler's Top100


     тел.(495) 623-11-16 

Rambler's Top100

 © Проект Классика, 2001-2009.  При использовании материалов ссылка на сайт обязательна