К 20-летию бумажной архитектуры
Григорий Ревзин
20 лет спустя
XII-MMIV - 14.11.2004

«Бумажная архитектура была провокацией серьезной творческой деятельности» (Андрей Савин, ПК-11) 
«Общего у «бумажников» не больше, чем у китов с акулами» (Михаил Лабазов, ПК-11)

Проекты Михаила Филиппова поражают соединением авангардной остроты с чистотой классического языка. Именно здесь обогащение архитектуры за счет опыта других искусств, произошедшее в «бумажной архитектуре», представляется мне наиболее значительным. Фактически творчество Филиппова перевернуло диспозицию языков архитектуры, сделав ее схожей с музыкой или поэзией. Никто не сомневается в том, что классический язык поэзии способен выразить современность (как, скажем, поэзия Иосифа Бродского), и для того чтобы говорить о сегодняшнем дне, вовсе необязательно переходить на мычание дыр-бул-щыр’ами. Никто не сомневается, что классическая музыка способна быть современной. Но до Филиппова совершенно очевидным считалось, что современная архитектура классической быть не может, что, если сегодня человек строит себе классическую виллу, он, следовательно, должен выпасть из времени, нацепить кюлоты, парик и передвигаться в карете, хотя для того, чтобы, скажем, послушать Шнитке или Шостаковича, никто подобных процедур не требует. Я даже не говорю об эстетическом результате, хотя, на мой взгляд, ничто так не компрометирует классику, как попытки «осовременить» ордерный язык. В результате ничего лучшего, чем «граблиус» Гоголя не получается – люди, которые пытаются говорить на латыни, ее осовременивая, в классической перспективе всегда оказываются не более чем варварами. Я думаю, что здесь прежде всего следует оценить радикальность, я бы сказал, авангардность жеста. Для того чтобы понять ордерный язык так, как это сделал Филиппов, необходимо было очиститься от бесконечных наслоений модернистской пропаганды, чего не удалось ни одному западному постмодернисту, не говоря уж о русских архитекторах. Нужно было понять всю модернистскую архитектуру если не как ошибку, то по крайней мере – как низкий жанр, что-то вроде современной музыки в соотношении с классической. В принципе, такой ход очевиден. Ошибки, в которые человечество впадает коллективно и которым посвящает свои лучшие силы и духовные устремления, случаются – достаточно вспомнить коммунизм. Однако осознание этого факта дается с колоссальным трудом, и роль человека, который первым это понял, огромна.

«Бумажная архитектура была модным веянием» (Андрей Чельцов, ПК-11)

Эти программы индивидуальны, и вопрос их развития вроде бы упирается в дальнейшее творчество этих мастеров. Что же, здесь ситуация неоднозначна. Юрий Аввакумов, к несчастью, не смог перенести свои замечательные идеи 80-х в реальную архитектуру. Михаил Белов отказался от программ и в силу общей своей талантливости обращается ко всем темам, попадающимся ему под руку (что, впрочем, характеризовало его и в «бумажный» период). Ценностью для него оказывается именно разнообразие, возможность противоположных высказываний, звучащих одновременно, что, в сущности, является наиболее интересной особенностью сегодняшней русской архитектурной ситуации, резко отличающей ее от западной. Для любого человека, следящего за творчеством Бродского, совершенно очевидно, что все его работы последних 15 лет являются развитием найденной им темы «современности как руин», это касается и его архитектуры, и его инсталляций. (Этого нельзя сказать о его «бумажном» соавторе Илье Уткине, чье дальнейшее творчество, на мой взгляд, никак не связано с этой поэтикой.) Михаил Филиппов перенес сформулированную им в «бумажный» период архитектурную идеологию без всяких потерь, для него, в сущности, «бумажный» период был просто подготовкой реальности архитектурного проектирования. Но на мой взгляд, оценка этих концепций исходя из их дальнейшей жизни в творчестве самих «бумажников» – довольно странная процедура. Давайте сравним эти концепции с тем, что реально существует в сегодняшней архитектуре.

«Это были веселые времена» (Александр Бродский, ПК-11)

Наибольшей потерей для России здесь оказывается ее неспособность понять идеи Юрия Аввакумова. Все 90-е гг. от нас ждали продолжения традиций русского конструктивизма, поскольку мировая идентичность русского в архитектуре связана с наследием 20-х. Однако поскольку наследие конструктивизма оказалось полностью использовано в дальнейшем развитии западной архитектуры, реально следование конструктивизму приводит к тривиальному подражанию сегодняшнему Западу. Это замкнутый круг – поиск идентичности приводит к вторичности. Аввакумов – единственный, кто нашел выход из этого круга, его проекты, его язык обладают ярко выраженной идентичностью, они принципиально не вторичны, их невозможно интерпретировать как подражания кому-либо из сегодняшних западных звезд, тем более – тому среднему уровню европейской архитектуры, который у нас особенно почитаем. Ссылки на то, что поэтика его пассеистического авангарда слишком сложна и тонка для перевода в реальную архитектуру, представляются мне несостоятельными. В 1910-е гг. именно перевод поэтики «Мира искусства» в архитектуру привел к уникальной по мощи и по качеству волне русского неоклассицизма. Аввакумов был и остается неиспользованным шансом русской архитектуры, и чем быстрее она это осознает, тем быстрее вырвется из замкнутого круга провинциальности, в который попала сегодня.

Что же касается трех остальных разобранных мною архитектурных концепций, то, по счастью, они реализуются, и стоит заметить, что они по-прежнему остаются самым интересным и оригинальным, что породила русская архитектура за последние 20 лет. Никто из современных российских архитекторов не дотягивает ни до сложности «бумажных» проектов Михаила Белова, ни до философичности Александра Бродского, ни до метафизической эстетики Михаила Филиппова. Мне кажется, произошла простая и очевидная вещь. В 90-е у нас произошла смена архитектурных элит, и на место «бумажников» пришли их современники, несколько запоздавшие в развитии по сравнению с ними. Но та новая элита, которая возникла в 90-е годы, по уровню архитектурных идей отстает от «бумажников». Она просто не доросла до них, и само их отторжение, разочарование в них – результат победы среднего уровня проектировщиков над уникальными архитектурными концепциями.

Разумеется, сегодняшняя архитектура бесконечно превосходит «бумажников» в плане бизнеса, в сфере возможностей вписаться в современный рынок, но оценка подобных способностей никак не дело критика. Бизнесмен не нуждается в оценке критика, рынок дает исчерпывающую его оценку. Но посмотрите, что происходит у нас на глазах. Уже сейчас сносятся здания 70-х гг., построенные теми «крепкими профессионалами», по сравнению с которыми «бумажники» считались несерьезными мечтателями. Вопрос – что остается от этих крепких профессионалов, кроме бумаги с фотографиями произведенной ими продукции? И чем то, что остается, ценнее работ «бумажников»?

<<вернуться

вверх