|
|
|
Сергей Ходнев
Огонь—Свет
Барочные фейерверки
V-MMII - 06.11.2002
Начиналось представление с иллюминации: зажигались бесчисленные
плошки и фонари, которыми украшалась декорация. Помимо них, широко использовались полупрозрачные транспаранты с
нанесенными на них картинами и эмблемами, в нужный момент ярко освещавшиеся с
обратной стороны. Транспаранты могли быть статичными или выдвигаться в необходимый
по ходу действия момент. Применяли также щиты, на которых из фитилей, пропитанных
медленно горящим составом, выкладывались необходимые девизы, лозунги и контурные
изображения. Собственно пиротехническая сторона фейерверка заключалась в умелом
комбинировании бесчисленных снарядов двух типов – «верховых» (т. е. ракет
различных типов) и «низовых» (взрывающихся или горящих на земле), которые
закладывались, как правило, в сами декорации. Таким образом, представление
шло в двух планах. Наверху разрывались ракеты, производя эффекты вроде
огненного дождя, букетов, молний и снопов. Внизу, на
площадке, били огненные фонтаны разных размеров и цветов, текли каскады
«бриллиантовых» искр, горели яркие «светила», вертелись «мельницы». В воду
пускались особые снаряды в виде сирен, лебедей, китов, тритонов и т. п., которые,
пылая, метались по поверхности воды, временами «ныряли», а потом эффектно
взрывались.
Фейерверк в честь Нового года. Москва, 1749. С гравюры
сер. XVIII в.
Одновременно запускались далеко не все снаряды. Последовательность пиротехнических приемов тесным образом зависела от
сценария, от необходимости обратить внимание публики на тот или иной образно-аллегорический аспект. Помимо
перечисленных компонентов, зачастую применялись и более сложные механические
приспособления, вносящие в представление большую динамику: гении, ангелы и птицы,
«летящие» по натянутой проволоке, изрыгающие пламя движущиеся геральдические животные и т. д. Несмотря на всю
зрелищность упомянутых приемов, основной заботой устроителей было не столько
потешить и развлечь людей неким зрелищем, сколько сообщить огромное количество
идеологических постулатов, которые освящали данное празднество. Как правило,
это достигалось повышенной концентрацией в визуальном ряду аллегорических
изображений, эмблем, девизов и т. п. Их мудреный язык часто не был понятен даже
образованным слоям публики; поэтому уважающий себя зритель фейерверка
заботился приобрести своеобразную «программку» – брошюру, где архитектурная
декорация и все картины фейерверка были пронумерованы, описаны и истолкованы.
Представление о барочном фейерверке, подлинном синтезе искусств, будет
неполным, если мы забудем о его звуковой стороне. Вообще-то она была чудовищна –
грохот тысяч взрывов, свист и шипение снарядов дополнялись ритмом артиллерийского салюта. Но изощренность фейерверочных программ категорически требовала
придать этому звуковому хаосу (который к тому же сложно выносить на протяжении
четырех часов) более музыкальный характер. Для этой цели огненные представления
сопровождались исполнением подобающей случаю торжественной и бравурной музыки,
для чего сгонялись гигантские по тем временам оркестры, насчитывавшие многие
и многие десятки музыкантов. Знаменитая «Музыка для королевского фейерверка»
Г.Ф.Генделя, сопровождавшая празднование английским двором Аахенского мира в
апреле 1749 г., потребовала сорок одних лишь трубачей (не говоря о прочих
инструменталистах) – только очень мощный звук мог хотя бы отчасти перекрыть грохот
пиротехники.
Фейерверк в честь заключения Аахенского мира. Гаага, 13 июня
1749 г. С гравюры Яна Каспара Филипса (1749 г.)
Хотя архитектура как таковая играет в описанном типе фейерверка не первую роль,
трудно не заметить, что это компенсируется своеобразием роли огня. Он не только
укрощен и подчинен мановению монарха, – из бесформенной стихии он превращен в
строго упорядоченную систему эффектов, причем эффектов визуально-пространственных. Даже в самой жесткости формальной
структуры фейерверка с ее тремя уровнями (наземными снарядами, фонтанами и
разрывающимися в высоте ракетами) мерещится нечто, с одной стороны,
первобытно-сакральное, а с другой стороны –
тектоническое. Впрочем, волшебство огненной феерии не длилось вечно. Хотя об
этом стыдливо умалчивают парадные программы и официальные отчеты, финал
фейерверка был, вероятно, настолько жутким в своей эсхатологичности зрелищем,
что непонятно, как прославляемые монархи терпели столь зловещее явление. Декорации
мастерились из дерева и с самого начала задумывались как эфемерные, так что было
вполне естественным, что после множества изощренных пиротехнических забав
зрителям представали горящие «храмы Астреи», рушащиеся колоннады,
корежащиеся в пламени транспаранты и уголья на месте торжественных девизов.
Впрочем, и это можно рассматривать как эмблему: не только все повторяющийся
пожар дворца Альцины – вечный «теневой» мотив барочной образности, – но и намек
на бессмертного Феникса, красота которого огненной стихией не убивается,
а возрождается.
<<вернуться
вверх
|
 |
|
