|
|
Что делают ньюсмейкеры?
XXIV-MMVIII - 31.01.2009
НИКОЛАЙ ЛЫЗЛОВ
Архитектурная концепция гостинично-жилого рекреационного комплекса в Будванской
Ривьере. Черногория, Будва
Архитекторы (Архитектурная мастерская Лызлова («АМЛ»)): Николай Лызлов –
руководитель авторского коллектива, О. Аврамец, Н. Воскресенская, М. Гареев, А.
Янкова, Е. Буданова
Конкурсный проект квартала для города Будва в первом варианте заставляет
вспомнить о фантазиях архитекторов русского авангарда 1920-х – трибунах,
мавзолеях. Второй вариант моднее и фантастичнее, но оба варианта объединяет
одна общая черта – они пронизаны решеткой каркаса, что делает здания
прозрачными, проницаемыми и немного театральными. Будва, небольшой городок на
берегу Адриатического моря – это один из самых известных курортов Черногории.
Как многие приморские города, он расположен в широкой дугообразной бухте между
двумя острыми выдающимися в море мысами, похожими на полуострова. Один из них,
западный, целиком занят историческим центром города – крепостью XV века. В
крепости узкие улочки, каменные дома, черепичные крыши, а также собор VII века
с колокольней XIX-го. Второй мыс-полуостров, замыкающий город с восточной
стороны, почти во всем противоположен первому – он горист, покрыт лесом и
почти совершенно дик. На скалистых пляжах встречаются папуасские зонтики из
засохших листьев, холодные ручейки родников и даже пещеры. Надо всем этим
запланировано построить новую и современную часть города: квартал таунхаусов,
дом-башню с муниципальными квартирами, гостиницу и казино. Заказчик
строительства, российская компания «Slav-Inn», провела для этого закрытый
архитектурный конкурс, одно из условий которого – чтобы новая жилая башня,
«переспорив» колокольню крепости, стала новым символом города. Участвуя в этом
конкурсе, Николай Лызлов предложил два варианта архитектурного решения
квартала. Их планировочные структуры схожи: застраивается западная половина
мыса-полуострова, в ее северной части располагаются домики-таунхаусы, в южной
гостиница и казино, в центре между ними вырастает 30-этажная башня – для Будвы
настолько высокая, что хочется ее использовать как маяк (кстати, это не
исключено). Под башней был запланирован туннель с выходом к морю, а на ее
крыше – вертолетная площадка. Разница между вариантами –
формально-стилистическая: по собственному выражению архитектора, один из них
«жесткий ортогональный», а другой «гибкий и мягкий».
Первый вариант заставляет вспомнить о «динамических кубистических
композициях», деревянных выставочных павильонах и других экспериментах
русского авангарда 1920-х гг. вплоть до проекта башни III Интернационала.
30-этажная башня на прямых железных ногах делает шаг к морю – почти как
мухинские «Рабочий и колхозница». Две консоли – одна длинная и плоская внизу и
другая, вырастающая как продолжение шагающей «ноги» в верхней части дома –
наводят на мысли о прыжках в воду, которые так любили советские 1920-е. Хотя в
данном случае консоли, разумеется, служат видовыми площадками. Направления
двух главных опор – «шагающих ног» – находят отклик в тонких линиях решетки,
со всех сторон окружающей гигантскую конструкцию наподобие строительных лесов,
зримо проявляя структуру замысла. Эта башня лучше всего смотрится в макете из
дерева – каркас пересекающихся тонких опор проявляет логику внутреннего
движения и заставляет любоваться трехмерной и прозрачной геометрической
структурой.
Таунхаусы в этом варианте частично вкопаны в землю и квадратно лепятся
вокруг самой высокой северной горки, создавая подобие ступенчатой башни –
вавилонского зиккурата. Для советского человека зиккурат – это прежде всего
мавзолей; кстати сказать, в этой форме не только построили мавзолей Ленина, но
и проектировали усыпальницу Свердлова. Поэтому ступенчатые домики больше всего
– особенно на деревянном макете – напоминают мавзолей, а башня – высокую
трибуну при нем. Хотя масштаб, разумеется, значительно крупнее. Но надо
признать, что созданный образ откровенно необычен и нов в ряду современного
«башенного» строительства – при том, что его историческая «привязка» более чем
очевидна.
Во втором варианте «пещер» нет, а домики, напротив, высоко приподняты над
землей и надеты на пронизывающие их насквозь игольчатые опоры. Здесь каркас
уже не похож на деревянные конструкции 1920-х и больше напоминает огромный
железобетонный тростник. Он плотным снопом рассажен вокруг ядра башни и несет
на себе разомкнутые стеклянные полукольца с квартирами. Здесь ощущается иное
движение, подобное фантастическому механизму – как будто бы приземлившийся
космический цилиндр начал плавно раскладываться, обнажая внутренние
конструкции.
И все же в двух столь разных вариантах прочитывается общая подоснова –
«решетка», линии которой или расходятся, или пересекаются, образуя ромбические
переплетения. Линии этой сетки не ограничиваются традиционно отведенной им
ролью несущих опор и не заканчиваются у основания поддерживаемых объемов.
Напротив, они либо окружают здания наподобие строительных лесов, либо
пронизывают их насквозь, прорастая сквозь крыши и представляя на обозрение
некоторую полупрозрачную праконструкцию, подобную театральным механизмам в
постановках Мейерхольда. В этих проектах прочитывается множество раздумий и
аналогий, они кажутся даже перенасыщенными экспериментальностью. А вот
гламурного в них немного. Что, возможно, и не позволило выиграть конкурс. Зато
позволило создать экспериментальные проекты, созвучные работам мастеров
авангарда.
Юлия Тарабарина
вверх
|
|
|