Ответ: Владимир Седов
Распространение порядка.
Двенадцать коллегий
IX-MMIII - 07.01.2004

Можно исследовать и наблюдать ритм здания Двенадцати коллегий, а можно от него устать. Приближение дает «приватный» масштаб, а некоторая дистанция опять выявляет монотонный ритм и имперский масштаб

Новое здание правительственных учреждений было заказано Доменико Трезини, одному из самых удачливых и плодовитых архитекторов, работавших в петровском Петербурге. При общей известности этого архитектора о самом Трезини мы знаем совсем немного: по происхождению итальянец, он был выписан из Копенгагена, столицы союзной России Дании. Это значит, что он уже работал у датского короля и знал стиль северного барокко, сдержанную, плоскостную и в основе своей протестантскую версию барокко католического. Этот стиль, знакомый Петру по его поездке в Голландию, был как-то молчаливо и уверенно выбран в качестве ведущего в сооружении Петербурга, а потому южные по происхождению курватуры Киавери (Кунсткамера) или Швертфегера (проект Александро-Невской лавры) выглядели отдельными яркими мазками на общем сдержанном фоне столичной архитектуры. В этом стиле петровского Петербурга Доменико Трезини был главной фигурой: он проектировал и строил Петропавловский собор, ворота Петропавловской крепости, Летний дворец и десятки других построек. Все свои здания он обрабатывал плоскими пилястрами с в меру изящными капителями, тянутыми карнизами, рамочными наличниками с «ушами», а также накрывал эти здания кровлями с переломом. Это был какой-то не совсем типичный зодчий, который не выпячивал своих дарований, не стремился создать свою лучшую постройку, но спокойно работал на самых разных стройплощадках, выполнял любые поручения, дополнял и воплощал любые проекты, а главное – слушал царя и делал так, что царь понимал и принимал каждую следующую постройку. Царь приглашал временами то блестящего Микетти, то лощеного Леблона, но их куда-то сносили ветры перемен, а Трезини оставался и был все так же близок к царю и так же нетребователен.

Северный торец здания, южный торец

В деятельности Трезини есть один эпизод, который, вероятно, является ключом к пониманию здания Двенадцати коллегий. Этот эпизод – создание трех хрестоматийно известных типовых домов для Петербурга: это «дом для подлых», «дом для зажиточных» и «дом для именитых». Это очень простые постройки в духе северного барокко (только в «доме для именитых» есть следы какой-то французистости, сообщенной, видимо, Леблоном), которые предназначались для регулярной застройки Петербурга: участки и строительство частное, а общий стиль государственный, созданный государственным архитектором и апробированный самим царем. Эти здания, безразлично – будет это административное сооружение для министерств или группа жилых домов в месте расположения Преображенского полка, должны быть «в стиле», должны поддерживать определенный престиж владельца, города, государства, а также должны быть достаточно гибкими – для того чтобы их можно было применить к разным условиям. Всем этим требованиям отвечают и типовые дома Трезини и его же Двенадцать коллегий.

Двенадцать коллегий возглавляют иерархию (так же, как Летний дворец Петра возглавляет иерархию домов «для именитых»), задают городской масштаб и определяют последовательность «нисхождения» типов в регулярной застройке новой столицы: от протяженного здания министерств к блокам типовых домов для именитых, затем к строчкам домов «для зажиточных» и, наконец, к «домишкам для подлых», все так же поставленных вдоль красной линии – неважно чего, канала, набережной или улицы.

Вид одной из коллегий

Это архитектура для колонизации и для внешней и для внутренней, а потому поселки таких типовых домов и такие типовые министерства могут появляться и в только что основанном и пустом еще Петербурге, и в английских и голландских колониях по всему миру, и в новооснованных городах во французской Канаде. Несколько позже мы увидим такое типовое строительство в самой России и в гораздо более крупных, каких-то гомерических масштабах: в эпоху Екатерины II, основывавшей новые города и кардинально преобразовывавшей старые, в эпоху военных поселений при Александре I и Николае I и, наконец, в советское время – в Усачев- ке, Новых Черемушках и Бескудникове. Так что Трезини и Петр стоят у истоков государственно регулируемого типового строительства в России, соответствующего каким-то призрачным и при этом вполне определенным стилевым и утилитарным нормам эпохи.

Но этот государственный и колонизаторский оттенок не исчерпывает всего идеологического и формального содержания здания Двенадцати коллегий. Дело в том, что привести примеров типовых зданий можно множество, но большинство из них будут отдельно стоящими постройками, пусть монотонными, пусть протяженными, пусть скучными, но отдельными, ограниченными в пространстве.

Детали здания: фронтон, решетка балкона, деталь фронтона, консоли балкона

Даже в провинциях и колониях архитекторы чаще всего стремятся к обособленности здания или, по крайней мере, к включенности его в комплекс с помощью других, тоже обособленных зданий и сооружений. А вот прибавление однородных объемов и даже, скорее, умножение таких объемов – принцип достаточно редкий для архитектуры Запада от античности до самого Новейшего времени. Если задуматься, то этот принцип, кажущийся столь редким для основного направления архитектуры, существует и очень хорошо себя чувствует в другой сфере. Речь идет об архитектуре (иногда даже не об архитектуре, а о строительстве) военной, складской, портовой, тюремной, больничной, иногда – заводской. Если задуматься о принципах построения всех этих видов прикладной архитектуры, то мы увидим спокойное и уверенное применение любых способов мультипликации объемов, утилитарное отношение к объемам вообще и циничное отношение к декору: пусть украшает то, что можно украшать. Особенно это видно на примере барочных сооружений, практически современных зданию Двенадцати коллегий: складов голландской Ост-Индской компании, госпиталей в Париже и Лондоне, военных сооружений в крепостях Вобана на границах Франции. Это достаточно замкнутый мир, который обычно не влияет на частную, общественную, культовую и «штучную» административную архитектуру.

Филипп Вингбоонс Два двойных дома Якоба Кромхоута в Амстердаме на канале Херенграхт. 1660 – 1662

Но в петровском Петербурге и, вероятно, в уме самого Петра, произошла подмена понятий, и представление о строящемся городе как о крепости, порте и военном лагере вылилось не только в такие жесты, как сооружение Адмиралтейства с крепостью среди жилой застройки, но и в создание сначала мазанковых, а потом и кирпичных Коллегий, в которых поэтика складов с их мерным ритмом и сдержанностью форм была перенесена на представительное здание. Дальше этот принцип построения, который недружелюбно настроенный читатель мог бы назвать и «казарменным», был применен в какой-то степени в многочисленных военных городках в Петербурге (Преображенский, Семеновский, Измайловский, Павловский и другие полки), а также в штабных городках военных поселений.

Но такое же прямое сложение одно- родных объемов найти все же достаточно трудно: казармы могут развиваться одна рядом с другой, ставиться в ряд и по пери- метру, но не соединяться такой уверенной и монотонной цепочкой. Так что Трезини (и, конечно, императору Петру) удалось создать постройку, в которой принцип голландских портовых складов, в самой Голландии приведший только к созданию на каналах Амстердама парочки домов- близнецов в середине XVII века, развился в какое-то символическое основание формообразования. И как хорошо, что коллегий было всего двенадцать, как трудно пришлось бы зодчему и последующим исследователям и зрителям, если бы министерств было бы вдвое больше. Предел тут положить трудно. Этот предел был, вроде бы, положен Растрелли, развернувшим композицию Коллегии (с пышным декором) в непомерную линию Царскосельского дворца, но и здесь задаешься вопросом: а может быть, и дальше можно было бы продолжать эти бесконечные и похожие ризалиты и соединяющие их корпуса?

<<вернуться

вверх