Ответ: Сергей Ходнев
Память Бога. Стена Плача
VI-MMIII - 31.03.2003

Даже если бы и получилось -маловероятно, что последующие императоры оставили бы восстановленный Храм в покое. Как бы то ни было, с IV века уже существовала та система остатков храма, которая дожила до наших дней: кое-как пощаженная западная стена, а дальше - "мерзость запустения": сначала - христианская свалка, потом -мусульманский комплекс мечети Омара. Такова уж для древнего сознания логика завоевания: разрушить город - это мало, по-хорошему надо, чтобы от него не осталось и памяти. Этого можно достичь, распахав зону бывшего города (ведь бывало такое) или построив строго на месте одного значимого здания, которое уничтожено, новое значимое здание. От Храма осталась-таки руина: это уже чудо, и, видимо, тогда же, когда и "новый", талмудический иудаизм в целом, началось постепенное складывание культа Стены Плача.

Монета Симона Бар-Кохбы, лидера последнего антиримского восстания в Иудее (II в.). На аверсе видно изображение главного фасада Храма -один из единичных изобразительных источников, позволяющих хотя бы приблизительно представить себе стилистическое решение иерусалимской святыни

К этому же времени относится предание об одном уважаемом раввине, который, придя к Стене и увидев руины, улыбнулся - к ужасу своих учеников. Когда его спросили о причине столь неожиданной радости, он ответил: "Если уж скорбные пророчества о гибели и запустении Храма исполнились с такой точностью, то значит, и пророчества радостные исполнятся во всей полноте". Это очень важная мысль. Получается, что когда-то в конце времен Храм будет восстановлен, это аксиома, и переживать по этому поводу не стоит. Но тот, прежний, надлежит помнить - и выходит, что единственно возможный метод помним его всем сердцем и всей душой есть как раз сохранение руины.

Современный вид Храмовой горы. Площадка, на которой стоят мечеть Омара и мечеть аль-Акса, окружена стенами, повторяющими контуры укреплений Ирода

И если так, то никакая реконструкция по интенсивности вызываемых переживаний не сможет сравниться с "зияющим" Храмом, со Стеной Плача. Потому что последняя" постоянно провоцирует в мозгу тот или иной способ построения мысленного образа исчезнувшего здания, и эти мысленные образы - поскольку они глубоко индивидуальны - для каждого оказываются единственно возможными и единственно важными. Это может быть или кропотливое припоминание каждой детали исчезнувшего храмового культа (как в иных трактатах Талмуда), или досужие размышления о возможностях Ирода-строителя, или горестные причитания об утраченном величии, или археологические экстраполяции. Такое многообразие - это специалитет именно руины: стерильно пустое место бесплодно, оно "цепляет" человеческую память с неимоверным трудом и опосредованно. Как правило, для того чтобы созерцать чистое поле как место, оставшееся после I чего-то, нужно изначально располагать какими-то еще свидетельствами памяти: I устной традицией, например - иначе все не "заработает". Реконструкция - просто попытка это по необходимости субъективное видение навязать всем остальным, что катастрофически уродует систему памяти, о которой идет речь. А так - не нужно ничего, кроме взгляда на эту стену. Не обязательно даже знать все перипетии храмовой истории: в конце I концов, чтобы оценить масштабы здания, достаточно просто оценить размер квадров, I из которых сложена стена.

Юго-западный угол укреплений Храмовой горы. В стоящих и руинированных стенах перемешаны следы деятельности нескольких завоевателей Иерусалима

И даже не так уж нужно пытаться как-то рассматривать Стену изнутри, из иудаизма. В конце концов, вся новоевропейская традиция так или иначе руинами Храма имела все основания интересоваться: ведь эти останки, как ни крути, - одна из новозаветных святынь, I один из строго зафиксированных (в отличие от множества других святых мест, вычисленных зачастую гипотетически) памятников евангельских событий. А это значит, что в христианской иконографии образ архитектуры Храма должен был появиться неизбежно. Разумеется, эволюция иконографии иерусалимского Храма в живописи - это совершенно отдельная тема, но даже в ней есть важный для нас "сухой остаток": случаев, когда живописец проявлял интерес к тому, что же из себя в действительности представлял этот самый Храм, - единицы.

Большинство предпочитало в более или менее условной манере фантазировать, так что и тут объективное существование руины (о том, что Стена Плача существует, было известно практически всем) переплетается с субъективными домыслами. То есть уловить подлинность никто не пытается, потому что фактографическая подлинность (исторически достоверный архитектурный облик Храма) от сознания ускользает, но забыть о самом существовании этой архитектуры невозможно. Казалось бы, ну неужели не было до Стены Плача развалин? Были, и во множестве. Но отличие, которое нельзя упускать из виду, в том, что для древности развалины напоминали о факте разрушения. А вот руина европейская, начало которой, как получается, мы можем отсчитывать со Стены Плача, утверждает факт существования: она не говорит «здесь больше ничего нет», она говорит «нечто было здесь». Иными словами, архитектура, даже поверженная, оказывается способной противостоять хаосу и энтропии – для этого ей нужно всего лишь войти в человеческую память.

<<вернуться

вверх