Они уже здесь
VII-MMII 11.07.2003

THREE (ТРОЙКА)
Jakob & MacFarlane. Книжная полка или витрина для любого объекта. Коллекция SAWAYA & MORONI
Задумана для того, чтобы помещать книги и любые другие вещи в особое многомерное пространство – некое облако, динамичное, светлое, проницаемое и отчасти ироничное

Доминик Жакоб (родилась в 1966) и Брендан МакФарлейн (1961) пытаются перенести в дизайн ценности архитектуры и рассматривают вещи как способ создания среды обитания. Каждая их работа – продолжение некоего виртуального интерьера или даже здания. Их главная идея – перевернуть привычное представление о дизайне, в котором вещь – это только вещь. Современная вещь должна актуализовать широкий пласт смыслов и переживаний вне себя самой – из мира архитектуры, моды, кино, искусства, природы и т.д. Это новый тип мебели, который вторгается в наш мир из виртуального, где существуют иные законы построения пространства и формы, и который претендует на то, чтобы с помощью таких объектов, как «Тройка», видоизменить наш мир.

Все 90-е виртуальные создания были чарующими, но беспомощными. Было ясно, что за границы экрана им не выбраться. Он плавно вращались и струились, но их чудесные музыкальные движения были возможны только в той плотной, насыщенной среде, которая существует внутри монитора. Отчасти эта среда похожа на аквариум с одной прозрачной стенкой, и, как вода держит фантастические линии водорослей, так и монитор держал линии виртуальных тел. Кстати, водная среда с ее женственной текучей природой – несомненно предтеча и аналог виртуальной телесности. Но стоит вытащить из нее любое эфемерное создание, и оно растечется под действием силы тяжести – то же должно было происходить и с любыми порождениями виртуального мира. Полка «Тройка» в виртуальном мире была медузой, струящейся в морские глубины. Но, извлеченная из своей среды, не растеклась беспомощной аморфной прозрачностью. Она обзавелась скелетом. Этот прямоугольный скелет декартовой сетки делает ее не просто устойчивой – он делает ее реальной. Виртуальные создания обладали двумя свойствами, делавшими их нежизнеспособными на суше. Они были неустойчивы, но не только. Они не имели масштаба. У себя в экране они легко становились больше или меньше в зависимости от поворота колесика мышки, у них не было членений, и было невозможно соотнести их ни с какой вещью реального мира. Эта несоотносимость была доказательством их неприспособленности к существованию в нем.

А теперь этот скелет задает ей масштаб. Она сама внутри себя несет свою декартову сетку – а именно это и является признаком здешней физики. Вещь, выставленная в этой витрине виртуальности, займет свое место, свою ячейку ее сетки, и это прорыв. Представьте себе, как вы пытаетесь вставить реальную вещь внутрь тела вращения в мониторе, и вы ощутите глубину этого прорыва. Это что-то вроде «Соляриса» Лема, когда океан вдруг произвел реальный трехмерный объект, способный до тебя дотронуться. Подобно тому как, в изложении Дарвина, порождения моря выбрались на сушу, виртуальные гости стали выползать за витраж монитора. Полка «Тройка» сохранится в анналах будущей истории эволюции как первые земноводные – уже давно исчезнув, они проложили путь, по которому мы развиваемся по сю пору. Именно поэтому у нее такой героический вид – она стоит как «Рабочий и колхозница», слившиеся в андрогин. Что принесут с собой они, эти светящиеся и прозрачные виртуальные создания? Новую жизнь.  Гаев из «Вишневого сада» произнес бессмертную фразу: «Глубокоуважаемый шкаф». Глубокоуважаемые шкафы подобны саркофагам, и то уважение, которое испытываешь к их содержимому, сродни приличествующей случаю печали, которую принято выказывать гробам. В этом смысле все шкафы, бывшие до «Тройки», – глубокоуважаемые, любая вещь, попав в шкаф, умирает. Все шкафы наследники реликвариев, любое их содержимое сродни мощам. Умирают пастушки с пастушками на майсенском фарфоре и приветливые фарфоровые собачки, золотые корешки Брокгауза и Эфрона и дорогие альбомы Skira про художников, портреты когда-то любимых лиц и мухи в привезенном со взморья янтаре. Шкаф – хранилище отслуживших свое регалий и остатков былых катастроф.

Но это – в нашем, реальном мире с его необратимым временем. В виртуальном мире все иначе, там ничто не умирает. Файл, созданный в середине 90-х, так же интерактивен, как и созданный сегодня. Там живут ауры, не тела – и им ничего не делается. Они не изменяются и не стареют, и скоро про ушедших любимых и нелюбимых мы будем говорить «ушел в виртуальный мир».

Когда создание виртуального мира выходит сюда, в нашу реальность, оно несет в себе эту виртуальную витальность. Посмотрите на эти извивы силовых линий, и вновь представьте себе в них какой-либо предмет. Книгу, бутылку, статуэтку. Пронизанные этими линиями, они начинают двигаться. Они теряют определенность раз и навсегда заданной формы, приобретают легкое колыхание абриса, будто это дышит живое грациозно струящееся тело. Не будто – а действительно дышит. То всеми ощутимое присутствие некой сверхэнергии, сверхжизни, которое организует материю нашего мира и которое в чистом виде составляет виртуальность, пронизывает каждую попавшую в эту полку вещь и преображает ее, как живая вода.

Людмила Каштанова

вверх