Оксана Рудченко
Личное место
IV-MMII - 29.08.2002

Кушетка позолоченного дерева, Англия, 1695 г. 
Даже такая приватная вещь, как шезлонг, в эпоху барокко стремится стать троном, потому что пространство личного в барокко – это трон. Власть создает недосягаемую дистанцию и абсолютное одиночество – ведь двух монархов на троне не бывает

Это – погружение в одиночество молитвы. В эпоху барокко, на первый взгляд, возможностей уединиться в интерьере стало значительно меньше – многочисленные залы наполнились мебелью, разнообразной по формам и функциям, но непременно парадно- репрезентативной по смыслу, а парадность всегда требует большого стечения народа. В барокко каждый предмет мебели стремится стать троном монарха (или чем-то максимально приближенным), примеряет на себя его функции и превращается в него вопреки здравому смыслу – например, центром торжественных ритуалов вдруг становится кровать. И чем более высокопоставлен человек, тем меньше у него надежд на то, что его оставят в покое – про Людовика XIV известно, что за всю свою жизнь он ни на минуту не остался один. Предел стремлений – ежеминутно ощущать себя восседающим на троне, но где же тут пространство индивидуального? Как ни парадоксально, здесь же.

Письменный стол, Франция, конец 1820-х гг.
Со второй четверти века герой эпохи не бряцает оружием на войне, а уединяется в кабинете, и письменный стол для него – его убежище. Итогом этого добровольного затворничества стал век великой литературы

Двух монархов на одном троне не бывает. Власть создает необходимую дистанцию, не допускает посторонних и устанавливает собственные правила. Пространство индивидуального, недосягаемого в барокко – это пространство власти, ограниченное почтительным расстоянием, на которое не может приближаться свита. Барокко создает иной тип пространства для одного – пространство власти. Рококо увлечено уже совсем другими темами, эта эпоха впервые в европейской культуре осознала уединенность и одиночество как самоценные категории, а priori присущие человеческому существу.

Изощренное рокайльное изобретение – диванчики «tete-a-tete» – снова становятся крайне популярными с середины XIX века, в период «второго рококо» (тогда эта форма получает название «конфидент»). Равнодушная отчужден ность от мира флиртую щей пары становится поводом к пространственному уединению как в одну, так и в другую эпоху

Кресло конца XIX века. В таком переносном домике можно было отрешиться от светской суеты даже в самой шумной гостиной – Марсель Пруст, вероятно, видел своего героя Свана скучающим именно в нем

Сугубо частные моменты – сентиментальная опечаленность, пасторальная идиллия, любовная игра – вот любимые сюжеты эпохи, то, что нужно огородить и охранить и для чего требуется уединение. Фантазия, работающая на это, изобретательная и изощренная. Мебель рококо человека стремится обнять, убаюкать и унести в страну грез, на мифический Остров любви. Помимо несравненно более комфортабельных усовершенствованных старых форм мебели появляется множество новых, весьма остроумных форм, призванных создать максимально благоприятные условия для мечтаний, беседы, легкого флирта. Например, большое разнообразие видов кушеток, глубокие кресла-bergere и вершина рокайльной изощренности – диванчик «tetе-a-tetе», в котором блаженная отчужденность от окружающей действительности двух «любезных дружков» становится демонстративной. Основой пространственного уединения становится флирт. На смену игривости снова приходит серьезность – ампир в принципе не признает ценности частных интересов по сравнению с государственными и поэтому не создает частных пространств, точнее, любое частное пространство изображает из себя общественный форум. Даже спальня императрицы Жозефины имитирует походный военный шатер, а о каком уединении может идти речь на войне? Но эпоха нашла уединение в неоготических кабинетах, так, будто вдруг вернулся святой Иероним. Форуму потребовались кельи. Начиная с 20-х годов XIX века фигура одинокого разочарованного героя, странника, добровольного изгоя – вообще центральная в культуре, едва ли не единственная возможная модель поведения. Главным предметом становится письменный стол и всевозможные его модификации: секретеры, конторки, кабинеты с откидывающимися столешницами, с множественными ящичками, тайниками для писем, походные, дамские, какие угодно. Печальный гений, вечный скиталец отвергает общество и находит себе утешение только в творчестве – его писания это его вселенная, его письменный стол это его единственное пристанище, и больше ему ничего не нужно от мира. Век великой литературы стал великим итогом вдохновенного добровольного затворничества. Уединение как молитва, уединение как власть, уединение как флирт, уединение как творчество, уединение как уход в виртуальное пространство. Это выглядит как хронологический ряд, но на самом деле им не является. Потому что для сегодняшнего человека все эти формы уединения и все формы их опредмечивания равно доступны. Вы можете выстроить свое уникальное место как пространство флирта, молитвы, власти или творчества, равно и как стартовую площадку для путешествия по всемирной компьютерной сети. Последнее – лишь одна из возможностей в диалоге разных культурных стратегий. Кто-то молится, кто-то флиртует, кто-то сидит в чатах. Дело вкуса.

Оксана Рудченко

<<вернуться

вверх