|
|
|
Современная классика
Николай Малинин
Парфенон на задворках
IX-MMIII - 23.01.2004
Новый корпус Московского
академического музыкального театра
имени К. С. Станиславского и
В. И. Немировича-Данченко
Адрес: Москва, Козицкий переулок, 4
Архитекторы: Андрей Боков,
Сергей Романов, Юлия Якушева,
Александр Златкин, Наталия Горина
(МНИИП «Моспроект-4»)
Инженеры: Александр Беляев,
Марина Степанова
Подрядчик: ЗАО «Моспромстрой»
Фрагмент портика,
выходящего в Козицкий
переулок
Сказать, что в Москве построили новый
театр, было бы не совсем честно. Построили всего лишь репетиционно-административный комплекс. Но архитектурным
размахом он явно превосходит основное
здание.
Главное же здание театра, пробегая
по Дмитровке, можно и вовсе не заметить.
Там есть, конечно, парадный вход (с безобразным современным козырьком), есть
благородная аркада, но вообще – довольно
плоский фасад. С улицей сливается и
никакой паузы, приличествующей храму
муз, не образует. То ли дело тут. Портик,
фронтон, арка с архивольтом, руст – и это
только полбеды. Верхнюю половину стены
бокового фасада занимает колоннада в 30
колонн! Пусть не для книги рекордов, но
в Москве за все 15 лет строительного бума
таких колоннад еще не воздвигали.
Но главным фасадом все равно
остается старый, тот, что по Большой
Дмитровке: зритель здесь входит. Фасад
с портиком выходит в Козицкий переулок,
а фасад с колоннадой – и вовсе во двор.
Логики никакой. Даже если допустить,
что зрители идут от метро и первым делом
видят именно эту колоннаду, то все равно
это обманка: тут им не войти. Получается
такой иронический намек на советскую
традицию, когда парадный вход обязательно заперт, а втискиваться нужно бочком, через железную дверь.
Леон Крие
Приморская вилла во
Флориде
Но это для тех, кто из метро. А вот
тот, кто приезжает на машине, имеет возможность попасть в театр непосредственно
из подземного паркинга (внутренней связью всех помещений архитекторы особенно гордятся). Гараж же находится как раз
в этом корпусе с колоннами, и скругление цоколя намекает именно на то, что за ним
– спираль пандуса. Но тут получается и
вовсе какое-то классовое разделение –
на автотеатралов и пеших, что уж совсем
обидно.
Эти вопросы возникают из логики
организации архитектурного пространства
в классицизме. Ведь если на одном фасаде
есть портик, а на другом его нет, то значит, первый – главный. А если есть главный фасад, то он должен выходить на главную улицу (а не прислуживать въездом
в гараж). И не может быть на третьем по
значимости фасаде такой колоннадищи.
Но почему, собственно, здание решено в классической стилистике? Ведь если
не связываться с ордером, то позволить
себе можно гораздо больше. И тогда таких
вопросов не будет. И потом, во всем мире
давно строят авангардные музтеатры,
весьма увлекательные с архитектурной
точки зрения: Филармония Шаруна
в Берлине, Сиднейская опера Утцона,
Концертный зал Уолта Диснея от Фрэнка
Гери, новая Опера в Осло бюро Snohetta…
Портик с Козицкого
переулка и дверь гаража
под ним
Оно, конечно, известно, что у нас в
центре вообще не принято строить архитектуру дерзкую. Потому как исторический город, среда и все такое. Эти принципы, ставшие за время мэрства Юрия
Лужкова официальной архитектурной
политикой, пришли из постмодернизма.
Разбирая наш театр, можно убедиться, что
и все формальные приемы – тоже оттуда.
Колонны квадратного сечения, колонны
как столбы, фронтон, переходящий в
скатную крышу, – все это упрощенный
ордер в стиле Альдо Росси. Преувеличенный масштаб, некая театрализованность –
это уже Чарльз Мур. Похожая на перфорацию плоскость стены есть в
Портленд-билдинге Майкла Грейвза (1983). Длинный, сараеподобный объем, к торцу
которого прилепляется портик – это дом
Томаса Гордона Смита в Сан-Франциско
(1975). Смещение ортогоналей практиковал Роберт Вентури, например, в доме
своей матушки в Честнат-Хилле (1963).
Вознести колонны на верхотуру, превратив дом в нечто типа периптера – это
прием уже из арсенала Леона Крие (вилла
во Флориде). Бесконечные колоннады
любит Джорджио Грасси, взять студенческое общежитие в Кьети (1989). Сочетание
параллелепипедности с криволинейностью
есть в Вестчестер-хаузе Роберта Стерна
(1976). А иронические снижения – типа
мусорки под ораторской трибуной или
телефонной будки в триумфальной арке –
это колледж Кресга в Калифорнии того же
Мура (1974).
Получается не дом, а просто энциклопедия постмодернизма. Но при этом удивительно запоздалая, лет эдак на 20. Если
бы архитекторы Андрея Бокова сделали
эту вещь лет за десять до его же музея
Маяковского, это был бы последний писк
моды. Но с чего бы вдруг сегодня? Может
быть, смысл дома в том, чтобы развести
постмодерн с той его пошлой интерпретацией, которую дал «московский стиль»?
Ведь что он такое, как не разновидность
постмодернистского вернакуляра, безумно
запоздавшая и набравшаяся в силу своей
анахроничности какой-то старческой
назидательности и брюзжащей неряшливости? А раз так, то почему бы не ответить
на требования «московского стиля» тем,
из чего он вырос? Архитекторы вернули
его к истокам, к вернакуляру (тех самых
Роберта Вентури и Леона Крие), который
его породил. Папа наконец пришел к
своему уже пожилому дитяте, а мы-то все
считали, что он уж 20 лет как того. Вопрос
в том, как он теперь выглядит, на фоне
собственного порождения.
далее>>
|
 |
|
