|
|
|
Современная классика
Эрик ван Эгераат: «Я не продолжал
архитектуру русского авангарда. Я интерпретировал живопись»
Комплекс «Русский авангард» в Бабьегородском переулке
в Москве
X-MMIV - 31.05.2004
В московской архитектуре – сенсация. Впервые проект
иностранного архитектора, основанный на авангардной стилистике, прошел все согласовательные
процедуры и фактически начинает реализовываться
усилиями «Капитал груп». Эрик ван Эгераат, автор
проекта «Русский авангард», рассказал о проекте
Григорию Ревзину.
Григорий Ревзин
Вы – первый иностранный архитектор, которому
удалось так далеко продвинуться к реальному
проектированию в Москве. Почему вам это удалось?
Эрик ван Эгераат
Вопрос в большей степени к «Капитал груп», чем ко мне. Я могу сказать только о моей архитектуре. Я всегда пытаюсь быть контекстуальным. Если вы
видели мой проект Мариинского театра… В Петербурге мне повезло меньше, чем в Москве, но я и там
пытался сделать проект, который был бы менее
травматичным для города.
Родченко
Г.Р.
Вам не нравится проект Перро?
Э.Э.
Мне нравится подход в целом, мне нравится заявление, которое делает город: мы не хотим жить лишь
в прошлом, у нас должна быть современность. Но мне
хотелось, чтобы это было сказано более по-европейски. У европейских городов есть общая черта:
пространство в них никогда не равно себе. Это есть
в Петербурге, в Вене, в Париже, в Берлине, отчасти
в Москве. Когда я впервые попал в Будапешт, я увидел прекрасный европейский город XIX века,
гораздо более интересный, чем то, что сделали модернисты. Я попытался сделать там что-то одновременно
и далекое от этого мира, и вместе с тем из него
вырастающее. То же самое было в Петербурге. Мне
хотелось, чтобы проект театра, с одной стороны, был
сильным жестом, а с другой – нес в себе неоднозначность, чтобы в нем была своего рода мягкость,
органичность живого, непредсказуемость. Проект,
который победил, более однозначен, он больше
подходит для таких городов, как Бразилиа. Если
говорить об успехе в Москве, то я бы сказал, что это –
результат моего стремления понять. Я люблю слушать
и видеть, чего хотят люди. Я все время прислушиваюсь к местным условиям. Моя работа для Восточной
Европы – это нечто совершенно не похожее на то,
что я делаю в Голландии. То, что я делаю в России,
не похоже на то, что я построил в Будапеште. Я ищу
мотивы, форму исходя из местных условий.
Кандинский
Г.Р.
И как местные условия выразились в проекте «Русский авангард»? У нас ведь такие местные условия –
авангард не очень любят.
Э.Э.
Я строю прямо напротив здания Третьяковской
галереи – главного собрания русского авангарда.
Любое здание, которое здесь возникнет, всегда будет
вступать в контакт с этим зданием. Так что
главная идея здесь очевидна сразу. Я решил работать с русским художественным наследием, которое прославило Россию в ХХ веке. Я выбрал пять художников
и стал делать здания, пытаясь интерпретировать их
стили. Тех художников, которые затрагивают меня
лично, которые мне эмоционально важны. Вы удивляетесь позитивной реакции на мой проект, а я
удивлен вашим удивлением. Ведь это естественно –
мною в этом проекте движет восхищение русскими
художниками. Поэтому его принимают.
Малевич
Г.Р.
Это довольно необычный творческий ход – сделать
архитектуру из живописи. Живопись – вещь довольно эмоциональная и непредсказуемая, особенно
абстрактная живопись русских авангардистов.
Архитектура иначе устроена.
Э.Э.
Не могу сказать, что именно это мне в архитектуре
и нравится. Я объясню. Помимо проекта «Русский
авангард» «Капитал груп» заказали мне проект двух
небоскребов в Сити – «Москва» и «Санкт-Петербург».
Небоскребы – это ужасная архитектура. Ты делаешь
проект одного этажа и повторяешь его сто раз. Это
очень просто, но никому не интересно. Я хотел
сделать так, чтобы каждое пространство имело свое
лицо. Вот, скажем, подсолнух. В нем все семечки
располагаются по спирали, спираль очень интересная
фигура, она создает сильный пространственный
эффект. Но при этом все семечки разные. Есть общий
порядок, но ни один элемент не повторяется.
Попова
Г.Р.
По-моему, вы сейчас критикуете здание Swiss Re Фостера, которое выстроено по спирали, но все
элементы повторяются.
Э.Э.
Это неожиданное для меня сопоставление. Ну, в каком-то смысле вы правы, хотя у Фостера элементы
тоже не повторяются буквально. Там каждый ромб
имеет свои размеры, хотя для взгляда это не заметно.
Но это вообще не пространство, а только оболочка.
В любом случае, мне хотелось создать совсем не то,
что у Фостера. Мне хотелось, чтобы каждый пространственный элемент имел свое лицо, свою
морфологию, как это происходит в подсолнухе.
Г.Р.
У нас был такой известный архитектор, Иван Жолтовский; когда его спрашивали, как нужно делать
архитектуру, он говорил: «Смотрите, как сделан
цветок». Правда, он, по-моему, не имел в виду подсолнухи.
Э.Э.
В случае в этим проектом – «Русский авангард» –
я бы мог сказать: «Смотрите, как сделана живопись».
Произведения русских авангардистов точно так же
создают неповторимость пространства, как цветы.
Мне хотелось создать уникальные по характеру
пространства, которые бы интерпретировали эту
живопись.
Экстер
Г.Р.
Скажите, а почему вы выбрали именно этих художников. У нас самый известный архитектурный
авангардист – Татлин. Вам он не нравится?
Э.Э.
Мне очень нравится Татлин. Мне также нравится
Мельников и еще много других архитекторов русского авангарда. Но я вовсе не хотел стилизовать их
работы. Есть разница между стилизацией архитектуры и интерпретацией живописи. Татлин для меня
уже архитектор, он уже вышел в архитектуру, мне
не нужно это делать за него.
Г.Р.
Малевич тоже вышел в архитектуру, он создал архитектоны. Кстати, из пяти башен, которые вы создали,
я узнал четыре, а Малевича совсем не узнал. Он у вас
на себя не похож.
Э.Э.
Да, все так говорят. Потому что Малевич для всех –
это нечто жесткое, очень догматичное. Но моя задача
не состояла в том, чтобы продолжать архитектуру
русского авангарда. Я интерпретировал живопись.
И мне кажется, что в живописи Малевича – именно
такой образ пространства. Его геометрические фигуры – это образы, они парят в пространстве. Я хотел
передать именно эту идею, я хотел, чтобы они стали
не чертежами из учебника геометрии, а облаками.
Г.Р.
Вы строите во многих странах. Как по-вашему, в России строить намного труднее, чем в Европе?
Э.Э.
Гораздо легче. В Голландии или в Германии любят
простые объекты. У нас любят бизнес, а в бизнесе чем
архитектура проще, тем лучше. А здесь не так. Здесь
люди всерьез озабочены тем, как архитектура будет
выглядеть. Само общество предъявляет к архитектуре более высокие культурные требования.
Вот вы спросили про Малевича. На Архитектурном
совете в Москве тоже был этот вопрос. Вы знаете, это
была дискуссия поразительного уровня. Я проходил
подобные советы во многих странах, и это всегда одно
и то же. Кто-то встает и говорит: мне это не нравится,
кто-то, наоборот, говорит: это прекрасно, – и это все.
Здесь были действительно очень высокого уровня
дебаты. Как должен быть пространственно передан
Малевич, Кандинский. Я получил от этого настоящее
интеллектуальное удовольствие, массу идей. Здесь
архитектура – нужна, и это самое главное. Гораздо
легче работать, когда ты знаешь, что это нужно
не только тебе.
|
 |
|
