|
|
Современная классика
Елизавета Плавинская
Новый старый корпус музея архитектуры в Москве,
или Руина как музей и выставочный зал
IX-MMIII - 23.01.2004
От архитектуры осталось главное. Она, и только
она, задает параметры пространства – его пропорции
и объем. Они должны быть идеальны. Уродство здесь
невозможно. Главная идея современного искусства,
свобода, попав в диспропорциональное пространство
вступает с ним в конфликт, обнажает контексты не
запрограммированные, а может быть, специально
удаленные – в первую очередь такие, как давление
конкретных обстоятельств городской среды. Искусству это не нужно. Из городского, социального, исторического право голоса имеет только то, что говорит в
произведении, но не то, что существует в реальности.
Пропорции – вещь вселенская. Это объективный
параметр, долженствующий существовать сам по себе
и не подвергающийся махинациям. Квадрат воздуха
– вот то единственное, что, будучи идеальным,
никогда не подвергнется узурпации, квадрат воздуха, очерченный архитектурой, то божественное, что
и остается опорой. Вполне естественно, что в этой
системе внешняя сторона оболочки как бы не
существует. Потому как весь мир, и весь путь, и все
диалоги внутри.
И вот такому, с позволения сказать, клиенту
достается руина. И клиент счастлив. Потому что ему
самому давно уже нечего сказать пространству, а что
он хотел бы услышать, то давно позабыто, и вот из
этого далекого исторического, постренессансного
забытья раздается голос, достойный восхищения
даже самых агрессивных. Архитектура в виде руины,
как ни странно, возвращает себе право полноценного
собеседника в выставочном пространстве. Законсервированную руину не побелят и не собьют остатки
декора. При ней останется ее собственная кладка стен
и ее исторические опоры, ее климат, будь то вода или
пыль, ее сумеречность, ее контекстуальность.
МУАРовский флигель – руина. Здесь рыдал от
счастья Ден Камерон (для которого был построен
подпрыгнувший забор), здесь в 25-градусный мороз
сияли под инеем деревянные «небеса» из каргопольских храмов XVIII века, здесь была знаменитая греческая выставка с пенопластовыми сферами
на балках бывшего третьего этажа. Здесь весной 2003
года было совершено первое закономерное вторжение
современного искусства на поля архитектуры –
выставка Дмитрия Топольского «Nimbi di ferro»
(Железные нимбы).
Интерьеры корпуса-руины.
Дмитрий Топольский
Nimbi di ferro
17.IV-20.VI 2003
Что в этом пространстве может случиться
Как всегда, варианта два – со светом и без оного.
Хотя весь периметр здания вследствие отсутствия
межэтажных перекрытий покрыт двумя ярусами
разноформатных окон, они затемнены (городского
пейзажа нет, он и не нужен). Пол, представляющий
собой умопомрачительной красоты своды первого
этажа, оборудован деревянными помостами типа
японский сад или строительные леса. Траектория
движения зрителя задана где-то между проемами для
бывших окон и бывших дверей в единственной поперечной несущей стене и широким шагом чугунных
столбов, поддерживающих систему балочных
перекрытий третьего этажа, чердака и крыши.
Эдакий архитектурный вариант школьной модели
кристаллической решетки. При этом направление
взгляда зрителя не связано практически ничем.
В пространстве, пропорционально приближенном к
кубу, взгляд перемещается равно комфортно как
вдоль, что обычно, так и вверх, что большая
редкость. Здесь естественная красота стропильной
крыши создает новый полюс притяжения. Выставка
Дмитрия Топольского предполагала как основной
объект железные нимбы, близкие родственники
нимба с монументальной скульптуры одного из
Венецианских соборов, темперные, на тончайшей,
почти прозрачной бумаге силуэты святых, проекцию
божественного ока в треугольнике и изображение
св. Себастиана. Проекция парила в верхней зоне пространства и специально для нее была создана новая
точка обзора на уровне бывшего третьего этажа. Ржавые нимбы – на стенах и свалены в кучи на изнанках
сводов, а вот эфемерные тени святых на невидимых
струнах растянуты там, где когда-то, быть может,
и были перегородки, но их не покрасили в белый
цвет, их разобрали. Память кристаллической решетки этого архитектурного пространства осталась,
и почти несуществующие произведения идеально
нашли эти совсем не существующие стены.
Св. Себастиан – станковое произведение на холсте
и подрамнике, обрел свое естественное место на настоящей стене чудом сохранившейся комнаты. И как
бы плохо у нас у всех ни было с химией, тяжело тут
не вспомнить какой-то закон о строении кристаллов.
Месяц спустя я в этом же помещении делала
выставку итальянских художников Оттонеллы Мочелин и Николы Пеллегрини, состоявшую из двойной
видеоинсталляции и множества статичных проекций. Мы удвоили затемнение и полностью отказались
от какого-либо внеположенного проекциям освещения, но даже в полной темноте сияющие проекции
были расположены художниками не на конкретных
стенах. А в соответствии с мыслимыми силовыми
линиями пространства, на той самой кристаллической решетке – неотъемлемой части пусть даже самых
ничтожных остатков, но остатков Архитектуры.
<<вернуться
|
|
|