Зарубежные новости

Григорий Ревзин
Урбанистика склероза
Даниэль Либескинд
IX-MMIII - 12.01.2004

Даниэль Либескинд. Конкурсный проект реконструкции Александр-плац в Берлине. 1998

Проект застройки Потсдамер-плац Либескинда выглядит следующим образом. Площадь застраивается какими-то объемами, которые режут это пространство подобно хаотической штриховке, под разными углами, наскакивая друг на друга и на тебя. Впечатление довольно страшное, но оно все же не сравнимо с тем страхом, который испытываешь, рассматривая на экране еще не застроенную Потсдамер-плац. Это не просто пустое место, это место – потерянное. У этого места нет памяти, но при этом – она была, и, находясь на этом пустыре, даже после работ Ренцо Пьяно и Хельмута Яна, до сих пор испытываешь почти физическую неприятность мучения от склеротического распада территории.

Даниэль Либескинд. Конкурсный проект реконструкции WTC в Нью-Йорке. Победитель конкурса 2002

И вот на экране в характерно берлинскую серо-промозглую погоду движется из восточной части Берлина в западную Даниэль Либескинд. Он показывает на пустырь, на лысоватый глинистый газон, и говорит: «Вот здесь был дом, вот здесь ходил трамвай. Или не здесь, а вот здесь. На самом деле мы уже, конечно, не знаем, где ездил трамвай. Тут было очень много трамваев, крупнейший пересадочный пункт, все они куда-то ехали, туда, сюда, вбок. Где-то, наверное, здесь». Он все время выбрасывает руки в разные стороны, будто штрихует газон, хаотически разбрасывая отрезки. А потом по линиям этих жестов у него встают здания, такие же быстрые, непрорисованные, как сами жесты. Нервные, угловатые, необязательные, но при этом как-то заполняющие зияние пустыря. Когда рассматриваешь макет площади, кажется, что вся она обегана Либескиндом, что он выскакивает со всех сторон, всюду оставляет след и скорей-скорей бежит дальше, самой быстротой движения пытаясь вытеснить окружающую пустоту. В строгом смысле слова это не урбанистика, здесь нет ни функциональной, ни экономической составляющих. Здесь есть только образ города, но образ запоминающийся. Сначала кажется, что идеи Либескинда близки нашему средовому подходу, где пустоты старых московских районов стремятся заполнить какими-то несуществующими следами исчезнувших поколений. Думаешь, что ведь, в сущности, Либескинд так же, как и мы, пытается найти некую мерность территории, обнаружить следы бывших на ней путей и мест и проявить их. Но есть существенное отличие. Перед нами не восстановление памяти места, но восстановление его склероза. Каждое здание, каждая линия помнит: что-то здесь было, но что именно – сейчас уже не скажешь. В результате возникает пространство куда более трагичное и опасное, чем в средовом подходе. Оно само себя ставит под сомнение, про каждую его часть можно сказать – это было не так, и, в отличие от средового подхода, мы сталкиваемся не с попыткой опереться на какую-то истину, но с пространством, осознающим ложность любой опоры.

Фрагмент макета с реконструкцией WTC.
Музей 11 сентября

Тот же принцип лежит в основе всех градостроительных проектов Либескинда. Точно так же он предлагает застраивать и Александр-плац в Берлине, и именно в контексте этих проектов становится понятен его проект реконструкции WTC. Он опирается не на следы чего-то бывшего на этом месте, но на дискомфорт памяти, в которой следы стерлись, а их места остались. Это градостроительство, возможное только в особо неблагополучных точках земной поверхности, таких как разрушенный на 70% Берлин или взорванный WTC. Но в этих точках оно действует удивительно сильно.

Даниэль Либескинд. Конкурсный проект реконструкции Потсдамер-плац в Берлине. 1996
Деталь, общий вид

В конечном счете, что остается на месте, после того как на нем произошла катастрофа? Человек, который, пытаясь рассказать, что здесь было, бегает вокруг тебя кругами, то заскакивает вперед, то выныривает из-за плеча, и все время норовит рассказать что-то самое главное, понимая, что ничего не выйдет. Либескинд, видимо, единственный из сегодняшних архитекторов-звезд, кому удается создавать не только пространство аттракциона, но – трагическое пространство. И я бы сказал, он самым точным образом выражает состояние сегодняшней архитектуры. Это архитектура, забывшая о том, какой она должна быть, но еще помнящая, что она об этом забыла.

<<вернуться

вверх